Ваецэ

Наш раздел начинается и заканчивается упоминанием Божьих ангелов и камней.

В начале раздела Яаков в Бейт-Эле видит во сне ангелов: «И снилось ему: и вот лестница поставлена на землю, а вершина её достигает небес; и вот ангелы Божьи восходят и нисходят по ней»; а в конце анеглы встречают Яакова, возвращающегося на родину: «И Яаков пошёл путём своим, и встретили его ангелы Божии». В начале раздела Яаков занимается камнями: «И взял из камней того места и положил себе изголовьем»; а в конце он сооружает из них насыпь – «И взял Яаков камень, и воздвиг он его монументом. И сказал Яаков родичам своим: «Соберите камни!» И взяли они камни, и сделали насыпь, и ели там, на насыпи». Также раздел начинается и завершается возведением монумента: «И поднялся Яаков рано утром, и взял он камень, который положил себе изголовьем, и положил его монументом, и возлил елей на верх его»; «Свидетелем этот холм, и свидетелем этот монумент…».

Бог впервые открывается Яакову в нашем разделе, когда он бежит от своего брата Эсава в возрасте семидесяти семи лет, в Бейт-Эль. Аврааму, Ицхаку и Яакову было впервые ниспослано откровение в течение восьмого десятилетия их жизни (с Авраамом и Ицхаком это случилось в возрасте семидесяти пяти лет), в отличие от Ноаха, которому Бог впервые открылся на седьмом столетии его жизни. Как мы объяснили в разделе «Берешит», число семь относится к Божественному управлению мирозданием – природой и всем человечеством, за искоючением лишь народа Израиля, начало которому положили Авраам, Ицхак и Яаков, преодолевшие свою природу ради Всевышнего. К ним относится число восемь, и поэтому обрезание осуществляется именно в восьмой день после рождения.

Бог обращается к Моше также на восьмом десятилетии его жизни (в возрасте семидесяти девяти лет). Но Яаков впервые вводит в служение Богу новый элемент – вместо строительства жертвенника, как это сделали Авраам и Ицхак, он ставит монумент и поливает его вершину елеем. Яаков также является первым в Торе, кто дал обет (в отличие от Авраама и Ицхака, которые клялись Авимелеху, и Эсава, который поклялся Яакову при продаже первородства, и также от Авраама, который взял клятву со своего раба, какую жену взять своему сыну Ицхаку). «И дал обет Яаков, сказав: если Бог будет со мною и сохранит меня на этом пути, которым я иду, и даст мне хлеб, чтобы есть, и платье, чтобы облачаться, и я возвращусь с миром в дом отца моего, и будет Господь мне Богом, и камень этот, который я поставил монументом, будет Домом Божьим, и от всего, что Ты дашь мне, я отделю десятину Тебе».

Этот обет вызывает ряд вопросов.

1. Ведь Бог уже пообещал ему всё это: «И вот Я с тобой, и хранить буду тебя везде, куда ни пойдёшь, и возвращу тебя в землю эту; ибо Я не оставлю тебя, доколе не сделаю того, что Я сказал тебе». Так зачем же Яакову этот обет, который он клянётся выполнить, если Бог будет поддерживать его в пути – разве Бог уже не пообещал ему всё это?

2. И что значит – «и будет Господь мне Богом», неужели Яаков будет готов признать Господа Богом, только если Он выполнит те или иные условия?

3. И разве только в будущем, после того, как он с миром вернётся в дом своего отца – только тогда Яков признает Господа Богом, разве до сих пор, семьдесят семь лет в доме своего отца, он не признавал Господа Богом?

Чтобы разобраться в этом, нужно уточнить, что именно сказал Господь Яакову: «И вот, Господь стоит при нём, и сказал Он: Я Господь, Бог Авраама, отца твоего, и Бог Ицхака… Я не оставлю тебя, доколе не сделаю того, что Я сказал тебе». Всевышний говорит Яакову, что Он Бог Авраама и Бог Ицхака (несмотря на то, что Ицхак ещё жив), но не сказал ему, что Он «Бог Яакова», поскольку Яаков тогда ещё не достиг столь высокого уровня. Бог обещает ему хранить его на всех путях, вернуть его на эту землю и не оставлять его, пока не исполнит всего, что сказал ему – значит, что когда Он вернёт Яакова на эту землю, прекратятся особая охрана и надзор, которые он даровал ему в силу заслуг отцов его, с именами которых связано Его Имя: «Бог Авраама» и «Бог Ицхака». Поэтому Яаков не удовлетворён этим обещанием и клянётся, что если Бог будет хранить его в пути и поселит его с миром в отцовском доме (а не только в этой земле), и при том «будет Всевышний мне Богом» – то есть это часть условия, что Бог даже после возвращения Яакова в дом своего отца с миром, не прекратит заботу о нём, но и тогда «будет мне Богом», то есть назовётся не только Богом Авраама и Ицхака, но и Богом Яакова, за его собственные заслуги – тогда «камень этот, который я поставил монументом, будет домом Божьим, и от всего, что Ты дашь мне, я отделю десятину Тебе».

Почему же Яаков принимает такое необычное решение – ставит монумент, а не строит жертвенник? Откуда вообще берётся идея монумента, который ранее нигде не упоминается Торой как место, предназначенное для религиозного служения? После памятника, поставленного Яаковом, распространяется новый вид культовых сооружений: – язычники, перенявшие этот обычай, повсеместно устанавливают монументы для поклонения своим божкам. Это явление получает такое распространение, что сыновьям Израиля заповедуется: при входе в Эрец Исраэль не сооружать монументов, даже для служения Всевышнему, а те, которые уже возведены и служат для языческих культов, – разбивать.

«И не ставь монумента…» (Дварим, 16:22); «…и монументы их сокрушите…» (Шмот, 34:13); «…разрушь и сокруши монуметы их» (Шмот, 23:24).

Образ монумента («мацева») – каменного сооружения, установленного в знак памяти – приходит к Яакову из его вещего сновидения: «И вот, Господь стоит («ницав») при нём…». И лестница, увиденная им во сне, – «…лестница, поставленная («муцав») на земле…». Этот корень – «йуд-цади-вав», многократно повторяемый в нашем разделе, означает «установить», «поставить», «возвдигнуть»: из этого же корня происходит слово «мацева» – памятник в виде вертикально установленного камня или рукотворного холма из камней, поставленных друг на друга.

Яаков, после своего пророческого сна, тоже устанавливает камень, служивший ему изголовьем, в качестве памятника Всевышнему.

В нашем разделе, где камни упоминаются много раз, мы встречаемся с противоположными их образами: тот, который установлен и закреплён, и тот, который постоянно сдвигают с места. «…и камень большой у устья колодца» и «…когда собирались все стада, отваливали («גללו») камень…». Когда Яаков увидел Рахель, «…подошёл Яаков и отвалил камень от устья колодца…».

Мы видим, что этот камень, закрывающий отверстие колодца, катают и перемещают с места на место, в отличие от другого – того, который в начале нашего раздела Яаков установил как памятник на месте своего ночлега.

В конце раздела мы узнаём ещё о двух камнях – знаке союза между Яаковом и Лаваном. Яаков устанавливает монумент: «И взял Яаков камень и поставил его монументом». Они также вместе собирают камни и складывают холм, который Яаков называет Галэйд. «Свидетель холм этот и свидетель тот памятник, что я не перейду к тебе за этот холм, и что ты не перейдёшь ко мне за этот холм и за этот памятник для зла».

Следует обратить внимание на обет, который даёт Яаков: «А камень этот, который я поставил памятником, будет домом Божиим». Слова «Дом Божий» напоминают нам о Храме. В описаниях Храма у пророков упоминаются оба вида камней: как установленный на месте, так и переносимый. У Захарии говорится о Храме так: «Кто ты, гора великая перед Зэрубавэлом? Равниной станешь, и вынесет он главный камень («האבן הראשה»), восклицая: «Прекрасен, прекрасен он!»» (Захария, 4:7). Этот главный камень («אבן הראשה») напоминает о том, который Яаков установил как памятник, возлив на него («על ראשה») елей. А в описании второго Храма Эзрой (6:4) упоминается «אבן גלל».

Однако чтоб понять значение этого ключевого образа в нашем разделе, нам следует обратиться к самой важной его теме – к жёнам Яакова, сёстрам Рахели и Лее, о которых сказано: «Да уподобит Господь жену, входящую в дом твой, Рахели и Лее, которые вдвоём построили дом Исраэлев!» (Рут, 4:11). Чтобы построить дом для Всевышнего, нужно вначале создать дом Исраэля, построить его с помощью двенадцати камней («אבנים») – двенадцати сыновей («בנים»).

Не случайно слово «бен» (сын) – однокоренное со словом «биньян» – «строительство», «постройка».

Двенадцать сыновей – это двенадцать колен, вместе составляющих дом Исраэля; подобно тому, как из камней строится материальный дом (Берешит, 49:24): «Мышцы рук его поддержаны Владыкой Яакова, оттого пастырем стал и твердыней Израилевой (дословно – «камнем» Израиля»). Слово «эвен» («камень»), состоящее из букв «алеф-бет-нун» можно разделить на два самостоятельных слова: «ав» («алеф-бет», «отец») и «бен» («бет-нун», «сын»). Яаков, произведя на свет двенадцать сыновей – родоначальников колен – создал при помощи Рахели и Леи народ, возвёл его, как возводят дом. Это созидание было своего рода подготовкой к строительству Храма – дома Господа, который народу Израиля предстоит построить после его возвращения в землю Ханаана.

Поняв роль жён Яакова и его сыновей, мы можем найти ответ на многие вопросы, которые неизбежно возникают при чтении этого раздела.

Когда Яаков впервые видит Рахель, пригнавшую своё стадо к колодцу, он не устраивает ей испытания, подобного тому, которому Элиэзер некогда подверг Ривку. Яаков не только не ждёт, что Рахель напоит его самого и верблюдов – напротив, он отваливает для неё тяжёлый камень от колодца, чтоб самому напоить скот Лавана. Почему?

Яаков поцеловал Рахель и громко заплакал. Для описания его поведения при встрече с Рахелью используется то же выражение, которое описывает реакцию Эсава: «И вознёс он голос свой, и заплакал». Почему?

О Рахели сказано, что она пастушка. Лаван посылает свою дочь, совсем юную и красивую девушку, пасти скот, вместо того, чтобы нанять работников. Если у него нет для этого денег, он может, по крайней мере, отправить старшую дочь, не настолько юную и, к тому же менее красивую, которая не подвергается такой опасности при встрече с пастухами у колодца. Однако он не делает этого. Почему?

Имя «Рахель» означает «взрослая овца» – та, которой уже исполнился год. «Лея» происходит от слова «нильэт» – «усталая», «неспособная» к чему-то, та, которая не может выполнить какую-то задачу. «Жертвы ваши… обузою стали для меня… устал (нильэти) Я терпеть их» (Йешая, 1:14). «…с пешими ты бежал, и они тебя уморили («нильу)…» (Йермияу, 12:5). Поэтому выражение «у Леи глаза слабые» означает, что её глаза были влажными и усталыми.

Но, как мы видим в нашем разделе, всё, что происходит с каждой из сестёр, не только находится в противоречии со значением их имён – оно даже соотвествует смыслу имени сестры. «Усталая» Лея рожает детей, как молодая овца («рахель»), а Рахель оказывается неспособной (нильэт) родить, испытывает большие трудности – настолько, что вторые роды заканчиваются её смертью.

В нашем разделе говорится о любви Яакова к Рахели, но нигде не говорится о причине этой любви, лишь упоминается, что девушка красива. Значит ли это, что Яаков любил Рахель и предпочитал её Лее только из-за её красоты?

Яаков вызывается семь лет работать за Рахель пастухом у Лавана. Почему он обязался остаться на столь долгий срок, хотя его мать, Ривка, недвусмысленно велела ему: «Беги к Лавану, брату моему в Харан. И посидишь у него несколько дней, пока не пройдёт гнев брата твоего» (Берешит, 27:43-44)?

Затем сказано: «И любил Рахель больше, чем Лею». Из этого следует, что Яаков любит и Лею, однако в следующем же стихе говорится: «И увидел Господь, что Лея ненавистна, и отверз утробу её, а Рахель была бездетна». Казалось бы, налицо противоречие. Также при рождении Реувена Лея говорит: «Теперь будет любить меня муж мой» – то есть она ощущает себя нелюбимой. А родив Шимона, она сказала: «Господь услышал, что я ненавистна». То есть теперь она ощущает ненависть.

После рождения третьего сына Лея говорит: «Теперь-то муж мой прильнёт ко мне, ибо я родила ему трёх сынов. От этого наречено ему имя Леви». Лея сама нарекла имя двум её предыдущим сыновьям, однако на сей раз сказано: «Наречено ему имя Леви». Значит, имя ему было дано не Леей, а Яаковом. Леви – единственный из детей Яакова получил имя не от матери, а от отца. Почему? Родив Йеуду, Лея говорит: «На сей раз восхвалю Господа… И перестала рожать». Почему Лея восхвалила Господа только сейчас и почему после этого она перестала рожать?

Лаван, отдавая Яакову в жёны своих дочерей, даёт каждой из них отдельную рабыню. Это плохо сочетается с его скупостью. Он ведь даже отправлял свою младшую дочь пасти скот, чтобы не нанимать человека. Откуда у него такая щедрость?

Дополнтельная проблема состоит в том, что Рахель просит у Яакова сыновей лишь после того, как Лея родила четверых сыновей. Сказано: «И позавидовала Рахель сестре своей». Таким образом, любимая и бездетная жена здесь завидует нелюбимой и многодетной жене. Это происходит и в Книге Шмуэля: Хана завидует Пнине и обращается к Господу с мольбой о детях. Почему же здесь Рахель не молится Господу, но требует у Яакова детей? «Дай мне детей, а если нет, я умираю». Непонятно также, почему Яаков не молился о Рахели, подобно тому, как Ицхак молился о Ривке.

Когда Рахель просит у Леи мандрагоры её сына, та говорит ей: «Мало ли тебе забрать мужа моего, заберёшь ещё и мандрагоры сына моего?» Что это значит? Ведь это Рахель уступила Лее, позволив той обмануть Яакова в брачную ночь. Как же Лея может говорить ей такое? И почему тогда Рахель не поставила её на место? К тому же, инцидент с мандрагорами идёт на пользу Лее, то есть Всевышний внял ей, наградив её Иссахаром, Звулоном и Диной. Разве она заслужила награду? Наконец, почему Яаков вспомнил, что надо вернуться в Ханаан именно после того, как Рахель родила Йосефа. Что изменилось?

Чтобы ответить на эти вопросы, надо понять, что представляет собой Лаван. Ещё в юности он отличался алчностью, любовью к деньгам и золоту. Это было заметно в нём ещё тогда, когда в их края пришёл Элиэзер, чтоб искать жену для Ицхака. Ривка поразила брата рассказом о богатых дарах, которые привёз с собой раб Авраама. Лаван побежал навстречу Элиэзеру и сделал всё возможное, чтоб заслужить его расположение. В угоду Элиэзеру он даже пользуется именем Бога Авраама, хотя сам был и остался язычником (как мы видим из истории с домашними кумирами, украденными Рахелью). «Войди, благословенный Господом, зачем ты стоишь на улице?» (Берешит, 24:31). Мы видим, что ради денег Лаван готов отступиться от своей веры. Элиэзер заметил это качество Лавана и осыпал его щедрыми подарками, чтоб тот не помешал сестре уйти. «И вынул раб вещи серебряные и вещи золотые, и одежды, и дал Ривке; и подарки дал он брату её и матери её» (Берешит, 24:53).

Это событие хранилось в памяти Лавана в течение девяноста семи лет, которые прошли с той поры до прихода Яакова. У Лавана были две дочери, и одна из них, младшая, была красива. Лаван позаботился о том, чтобы именно она стала пастушкой и выходила каждый день к колодцу – может быть, посчастливится и ей. Он был уверен, что семья Авраама, живущая в Ханаане, однажды пришлёт раба в Харан, чтоб найти там жену для одного из сыновей (так же, как когда-то приехал Элиэзер за Ривкой для Ицхака). Поэтому и посылал он красивую дочь к колодцу, по всей видимости, научив её, что, если кто-то попросит напиться, нужно напоить также его верблюдов.

Его прогнозы подтвердились: в один прекрасный день у колодца появился Яаков. Рахель прибежала домой с сообщением об этой встрече. Лаван бросился навстречу приезжему – так же, как 97 лет тому назад он бросился навстречу Элиэзеру, рабу Авраама. Однако, к его потрясению, его встретил не кто иной, как сын Ривки собственной персоной, а не посланец или раб, чего было бы естественно ожидать от состоятельной и занимающей высокое социальное положение семьи. Более того, оказывается, племянник Лавана гол как сокол. «…с посохом моим перешёл я этот Иордан…» (Берешит, 32:11), – вспоминает впоследствии Яаков об этом периоде своей жизни. Ведь Яакову пришлось тайком бежать из дома своих родителей, чтобы Эсав не заметил его отъезда и не настиг в пути («…беги к Лавану…» (Берешит, 27:43) – говорит ему Ривка). Если бы он, как Элиэзер, вёл с собой караван верблюдов, его отъезд не удалось бы скрыть, и его продвижение замедлилось бы, что позволило бы Эсаву его настичь. Таким образом, Лаван сталкивается с крушением своих надежд на быстрое обогащение путём выгодного брака дочери. А ведь, как видно из текста Торы, Лаван, когда к нему приезжает Яаков, живёт крайне скромно. «Мало было у тебя до меня и возросло до множества, и Господь благословил тебя ради меня», – говорит ему впоследствии Яаков. Но Лаван не теряется и ищет способ обратить себе на выгоду сложившуюся ситуацию. Когда Яаков рассказывает ему «обо всех тех присшествиях» – то есть о своём бегстве от Эсава, а также о причине бегства – конфликте из-за первородства и благословений, Лаван понимает, что не может выдать за него свою дочь и отправить их обратно, потому что тогда этот брак не принесёт ему никакой выгоды. Поэтому он говорит Яакову: «Подлинно ты кость моя и плоть моя» – то есть несмотря ни на что, ты мой родственник, и я не могу отослать тебя ни с чем. Поэтому Яаков проводит у него в доме месяц, и в это время он пасёт скот вместо Рахели. Лаван сразу же понимает, что Яаков принёс к нему в дом благословение – скот начинает умножаться: появляется новый приплод, животные не заболевают и не становятся жертвой хищников. Так у Лавана складывается план, как он может извлечь максимальную пользу из сложившейся ситуации. Он говорит Яакову: «Скажи мне, что заплатить тебе», – ибо хочет оставить его у себя как можно больше времени, чтобы тот пас его скот, и чтобы его присутствие приносило благословение всему дому.

Яаков полюбил Рахель, которая подобно ему пасла скот, и могла проявить те добрые качества, которые пестует в человеке это занятие: милосердие, склонность заботиться о других существах. К тому же, можно было увидеть, что несмотря на свою красоту, она не становится заносчивой и отдаётся заботам о своих подопечных. Видимо, Рахель была ещё слишком молода для замужества, и поэтому Яаков предложил, что будет работать за неё семь лет. Помимо этого, число 7 увязывается с семью колодцами, которые выкопал его отец, Ицхак, и с семью овцами, послужившими знаком заключения союза Авраама с Авимелехом. А в то время ему было 77 лет. К тому же, число 7 соответствует седьмому атрибуту – Мальхут («Царственность»), воплощающему в себе женское начало. Поэтому и в имени жены царя Давида, давшей ему преемника, присутствует число 7, Бат-Шева. Это было разъяснено в нашем комментарии к разделу «Берешит».

При этом, хотя Ривка явно имела в виду недолгое пребывание своего сына в доме Лавана, Ицхак сказал ему взять «…жену из дочерей Лавана, брата матери твоей» (Берешит, 28:2). Яаков, с одной стороны не может ослушаться отца, а с другой, не может жениться на Рахель без согласия Лавана. Поэтому он вынужден согласиться на семь лет службы. К тому же, Ривка сказала ему, что пришлёт к нему посланца, как только поймёт, что гнев Эсава утих и опасность миновала. Из этого следует, что до поры до времени, пока не пришло вестей от матери, Яакову лучше оставаться в Харане. Лаван с радостью принимает это предложение: «Живи у меня» – ведь, поняв, что Яаков приносит благословение его дому, он всё время стремился оставить его у себя. Интересно отметить, что семь лет, которые Яаков работал за Рахель, «были в глазах его как несколько дней», – и этот образ совпадает со словами Ривки: «…поживёшь у него несколько дней…» (Берешит, 27:44).

Между тем, Лаван уже готовит следующий шаг, имеющий своей целью задержать Яакова как минимум на дополнительные семь лет. Поэтому он не выдаёт замуж Лею, старшую из двух сестёр. Должно быть, полное отуствие брачных перспектив на фоне заранее установленного брака Рахели с Яаковом, приводило её в глубокое уныние. Возможно, её горе только увеличивалось, когда она видела праведность Яакова и ту преданность, с которой он выполнял свою работу. При этом Яаков наверняка распространял веру в единого Бога и рассказывал в доме о Господе и о своей семье, а это влияло и на Рахель, похитившую впоследствии истуканы своего отца, и на Лею. Он научил их и языку иврит, что следует из имён, которые они дали детям – на иврите, а не на арамейском. Эта искуственно созданная Лаваном ситуация – затянувшееся девичество и перспектива брака с одним из язычников тех мест – подталкивала Лею к принятию плана Лавана.

Когда Лаван приходит к Лее с замыслом обмануть Яакова, чтобы удержать его от возвращения вместе с Рахелью домой и вынудить работать на него ещё семь лет, дабы извлечь максимальную пользу из его благословения, помогающего приумножать скот, он посвящает в свой план также и Рахель (поскольку осуществление плана зависит и от неё). Лаван предоставляет сестрам выбрать одну из двух возможностей.

1. Согласиться, чтобы Лея вышла замуж за Яакова первой, а Рахель – неделю спустя, так что Яаков будет вынужден остаться и работать за Рахель ещё семь лет. А если он рассердится на них, пусть скажут: ты послушался слов своей матери и обманул своего брата и отца ради высшей цели, чтобы получить благословения, которые причитаются тебе по праву, и мы обманули тебя по приказу нашего отца, но наша цель была направлена на благо – чтобы мы обе могли выйти замуж за праведника, служащего Господу, а не за злодея-язычника.

2. Ни одна из вас не выйдет за него замуж, я выгоню его с позором, заплатив за его службу. В любом случае, я заработал благодаря его труду гораздо больше, чем стоимость одного приданого, и я останусь в выигрыше, а вы выйдете замуж не за праведника, служащего Всевышнему, а за язычников. Вам выбирать – всё или ничего.

И Рахель и Лея вынуждены выбрать первый вариант, несмотря на то, что им приходится пойти на обман Яакова, поскольку они оказались связанными воедино, как две нити, сплетённые в один фитиль.

Этот выбор приносит страдания им обеим: и Рахели, сестра которой делит с ней мужа, становясь её соперницей, и которая должна вынести разочарование Яакова, когда он узнаёт о её молчании и согласии на план обмана, – и Лее, оказавшейся «третьей лишней», нежеланной, обманувшей мужа в первую брачную ночь и навсегда оставшейся в его глазах лгуньей.

И всё же это страдание предпочтительнее, нежели второй вариант, и поэтому сёстры принимают его, но не прощают своего отца, предложившего им такой жестокий выбор по эгоистическим мотивам – ради того, чтобы Яаков остался ещё на некоторое время у него и принёс ему дополнительную выгоду.

Чтобы склонить дочерей к решению в свою пользу, Лаван даёт каждой из них в дар рабыню, – теперь, после семи лет службы у него Яакова, богатство его увеличилось в такой степени, что он может позволить себе эту щедрость. (Само собой разумеется, он не знает, что это соответствует замыслу Провидения, и позволит появиться на свет двенадцати коленам Израиля.) Возможно, в первые семь лет службы Яаков пас скот на пастбищах вдали от дома и редко встречался с Рахелью – это объясняет тот факт, что он не узнал её голос. А когда утром ему открывается обман и Лаван говорит ему: «Не делается так в нашем месте, чтобы выдать младшую прежде старшей», – Яаков не отвечает ему, почему, мол, тот не предупредил его об этом заранее, поскольку в словах Лавана содержится скрытый упрёк и выпад против Яакова: «В наших местах так не делается, что предпочитают младшего старшему, а в ваших – делается». «Не ты ли сам – намекает Лаван – поступил подобным образом, выдав себя за брата, дабы ввести в заблуждение отца». И Яаков принимает это молча, как кару свыше: с ним поступили так же, как он поступил с другим. К тому же, Лаван даёт ему в жёны и Рахель, чтобы ещё крепче привязать его к своему дому: ведь после рождения детей ему будет ещё трудней бежать с ними и со своими жёнами от Лавана.

Теперь, когда Рахель и Лея обе замужем за Яаковом, они соперничают и в том, что касается рождения детей, и за его любовь. Сказано, что Яаков любил Рахель больше, чем Лею, что означает, что Лею он все-таки тоже любил, а не ненавидел. Но иногда ненависть – все же какое-то живое чувство – предпочтительней, чем просто безразличие. Лея жаждет завоевать чувства Яакова, надеясь, что сердце его склонится к ней после рождения первенца: «так как Господь призрел на моё горе, то теперь будет любить меня муж мой». Однако она испытывает разочарование, в котором признаётся после рождения второго ребенка: «Господь услышал, что я ненавидима, и дал мне и этого». А после рождения третьего она уже не надеется на любовь, а лишь на причастность (корень имени Леви – тот же, что и в слове «спутник», «сопровождающий»), и она готова удовольствоваться этим, и в имени четвёртого ребёнка выражается её благодарность за то, что её надежды осуществились. Поэтому она перестаёт рожать: ведь она просила у Бога не столько о детях, столько о том, чтобы занять хоть какое-то место в сердце мужа, и её желание осуществилось.

И теперь наступает черёд Рахели страдать. Рахель до сей поры довольствовалась тем, что сердце Яакова принадлежит ей; но видя, что благодаря рождению детей Лея тоже занимает место в его сердце и становится сопричастной ему – его спутницей, она начинает ревновать к сестре, и требует от Яакова «дай мне детей», и Яаков сердится на неё, говоря: «Разве я на месте Бога, лишившего тебя плода чрева», – подразумевая, что их судьба не подчиняется естественным законам, требуются молитвы, подобно тому, как Лея молилась о детях. При этом одной лишь его молитвы будет мало; она сама должна проявить готовность к самопожертвованию.

И Рахель, в самом деле, приносит себя в жертву, приводя Яакову вместо себя Билу. Если Лаван вынудил её согласиться на женитьбу Яакова на Лее, теперь она добровольно приводит мужу новую соперницу. Так когда-то поступила Сара, убедив Авраама жениться на Агари, ради того чтобы у него были дети. Примеру Рахели следует и Лея. Она тоже поступается своим положением и своими чувствами ради того, чтобы у Яакова были ещё дети. Но при этом дети рабынь считаются заменой детей их владычиц; в отличие от Агари, Била и Зилпа признавали главенство Рахели и Леи. Поэтому этого самопожертвования оказывается недостаточно, чтобы в корне исправить положение: Рахель остаётся бездетной, Лея не может вновь забеременеть.

Ситуация меняется лишь после испытания мандрагорами – растением, которое традиционно считается помогающим плодородию. Когда Рахель просит у Леи мандрагоры её сына, та отвечает ей: «Мало ли тебе забрать мужа моего, заберёшь ещё и мандрагоры сына моего?» – и в этом нет неблагодарности, поскольку, как было объяснено выше, обе сестры вынужденно согласились на план Лавана, у Рахели не было другого выбора. В возникшей ситуации каждая из сестёр идет навстречу другой и жертвует чем-то ради неё. Однако добровольное унижение Леи, покупающей любовь мужа за мандрагоры, приводит к тому, что Небеса награждают её ещё двумя сыновьями. И лишь после этого приходит черёд молитв Рахели быть услышанными. Рахель рождает Йосефа лишь после многих страданий, которые не уступают страданиям Леи в начале брака. Ведь после рождения детей у Леи и двух рабынь, бездетность Рахели особенно бросается в глаза. Ее бездетность и униженное положение погружают её в пучины горя, а именно молитва из глубин души имеет большие шансы быть услышанной. В самом деле, теперь Бог внемлет её молитве.

И лишь когда Рахель рождает Йосефа, Яаков может расстаться с обманщиком Лаваном и вернуться к себе на родину. Пока Рахель оставалась бездетной, была опасность, что Лаван не отпустит Рахель с Яаковом, но потребует оставить её у себя, чтобы удержать и Яакова. Поэтому лишь теперь Яаков обращается к Лавану: «Отпусти меня, и пойду я в место моё, и в страну мою». О том, сколь велико желание Лавана удержать Яакова в своём доме, свидетельствует его встречное предложение: Лаван готов предложить Яакову плату, просчитав, что и в этом случае он выиграет, благодаря приумножению скота под присмотром Яакова. Однако скупость Лавана сказывается и здесь: он не платит ему то, что следовало бы заплатить за долгие годы службы, которые обогатили Лавана. Так он добивается того, что Яаков жил в его доме и пас его скот ещё шесть лет. В результате, когда становится понятно, что Лаван не согласится на его уход по доброй воле, Господь велит Яакову во сне вернуться в Ханаан, и тому приходится пуститься в бегство вместе со всей семьёй: если бы его не подтолкнуло к этому небесное вмешательство, он мог бы так и остаться в Падан-Араме на всю жизнь. Перед этим он советуется со своими жёнами. Но пора их разобщённости уже миновала, к тому времени они слились в один камень и сплелись в один фитиль: «И ответила Рахель и Лея».

Как известно, человек предполагает, а Господь располагает. И, в конечном итоге, план Лавана, принёсший столько страданий семье Яакова, привёл к рождению двенадцати «камней», ставших фундаментом еврейского народа, – двенадцати колен Израиля. Первый сын был назван Реувен (ראובן) – в его имени есть слово בן (сын). Имя последнего сына Биньямина (בנימין) тоже начинается со слова בן (он должен был родиться первым, но этому помешали коварные планы Лавана). Вместе они образуют Дом Израиля. Последний «камень», Биньямин, был рождён в земле Израиля, и поэтому в его наделе был построен Храм – Дом Бога. Намеки на наш раздел можно найти в книге «Сефер Йецира», авторство которой приписывается праотцу Аврааму.

Глава 2, Мишна 1: «Двадцать две буквы основания – три буквы-матери, семь двойных и двенадцать простых. Три буквы-матери – Алеф, Мем, Шин…».

Глава 4, Мишна 3: «Семь двойных букв: Бет, Гимел, Далет, Каф, Пей, Реш и Тав. Они задают шесть направлений – верх и низ, восток и запад, север и юг, и Храм Святой посередине, и он несёт их всех».

Глава 4, Мишна 12: «Семь двойных букв. Как Он их соединил? Два камня строят два дома, три камня строят шесть домов, четыре камня строят двадцать четыре дома, пять камней строят сто двадцать домов, шесть камней строят семьсот двадцать домов, семь камней строят пять тысяч сорок домов. А дальше ты должен сам подсчитать, то, что ухо не может услышать, а уста не могут сказать».

Глава 5, Мишна 1: «Двенадцать простых букв: Хей, Вав, Заин, Хет, Тет, Йуд, Ламед, Нун, Самех, Аин, Цади, Куф… Они задают двенадцать границ-диагоналей – северо-восточная граница, юго-восточная граница … Они расширяются и уходят в бесконечность. И они объемлют мироздание».

Как мы уже сказали, сыновья Яакова уподобляются камням, составляющим Дом Израиля. Три буквы-матери соответствуют в нашей главе Аврааму, Ицхаку и Яакову. Семь двойных букв – это четырнадцать лет, отработанных Яаковом за двух дочерей Лавана. Двенадцать простых букв – это двенадцать колен Израиля, образующих Дом Израиля, который должен построить Дом Бога в Иерусалиме, поставив как центральный, незыблемый камень, так и переносной, откатывающийся камень.

Когда еврейский народ собирался перейти через Иордан и вступить в землю Израиля, Всевышний повелел Йеошуа: «Возьмите себе из народа двенадцать человек, по одному человеку из колена, и прикажите им, сказав: возьмите себе отсюда, из средины Иордана, с места, где стояли ноги священников, двенадцать камней и перенесите их с собою; и положите их там, где будете ночевать в эту ночь» (Йеошуа, 4:2-3). «И двенадцать камней поставил Йеошуа среди Иордана на месте, где стояли ноги священников, нёсших ковчег завета, и остались они там до сего дня» (там же, 4:9). «И двенадцать камней, которые взяли они из Иордана, поставил Йеошуа в Гилгале» (там же, 4:20).

В начале этой главы Яаков берёт несколько камней и они, благодаря его заслугам, превращаются в один камень. И так же «камни», составляющие Дом Израиля, строительство которого началось с разделения (Рахель и Лея), превратились в один «камень» – единый еврейский народ.

На этом замыкается круг, начавшийся в этой главе с неподвижного камня-монумента, называемого «мацева» (מצבה) и с холма, сложенного из камней, называемого «галь» (גל). Камень-монумент ставят в память о ком-либо или о чём-либо. Такой камень поставил Яаков на могиле Рахели – «И поставил Яаков монумент над её могилой» (Берешит, 35:20). А холм, сложенный из камней, служит знаком и свидетельством – «Свидетелем будет этот холм и свидетелем будет этот монумент». Встреча Яакова и Рахели началась с того, что Яаков отодвинул камень, закрывавший устье колодца, а их совместный путь на земле завершился рождением Биньямина – последнего из двенадцати «камней» народа Израиля. И камень, который Яаков поставил на могиле Рахели – «Это могильный монумент Рахели до сего дня» (там же).

2022

В предыдущем разделе было упомянуто, что Яаков, человек цельный, живёт в шатрах, а согласно простому смыслу Писания, обитающий в шатрах – пастух, как сказано: «И родила Ада Яваля, он стал родоначальником живущих в шатрах со стадами» (Берешит, 4:20). Стадо состоит из овец и коз – животных, которые полностью зависят от пастуха, ведущего их к пастбищу; без него они могут все провалиться в пропасть: ведь они – стадо. Истинному пастуху необходимо развивать в себе качества милосердия и ответственности, которые необходимы также для предводителя людей, поэтому и Моше, и царь Давид, верные пастыри народа Израиля, были в молодости пастухами.

А в нашем разделе тема пастушества напрямую связана с рождением народа Израиля – «овцы Господней»: «А вы овцы Мои, овцы пасомые Мной» (Йехезкель, 34:31). И не случайно, когда Яаков встречает Рахель, оказывается что и она пасла овец своего отца. Более того, её имя, Рахель (רחל) – в сущности, означает «овца», как сказано: «…овцы (רחליך) и козы твои не выкидывали…» (Берешит, 31:38). Сначала Яаков напоил овец и сразу же после этого поцеловал Рахель, причём оба действия обозначены одним словом: «…и напоил (וישק) овец Лавана, брата своей матери. И поцеловал (וישק) Яаков Рахель и громко зарыдал…» (Берешит, 29:10-11).

Яаков – первый из праотцев, о котором сказано, что он был пастухом; возможно, это повлияло и на его выбор Рахели. Та была очень красива, что зачастую приводит к гордыне и эгоизму, но красота не повредила её характеру – наоборот, пастушество развило в ней милосердие и ответственность. И поэтому сказано далее: «Лея была слаба глазами, а Рахель была красива и станом, и ликом, и полюбил Яаков Рахель...» (Берешит, 29:17-18). На первый взгляд, эта фраза означает, что Яаков полюбил Рахель именно из-за её красоты, в отличие от Леи. Но на самом деле всё было наоборот – Яаков полюбил Рахель из-за её хороших качеств, которых труднее достичь красавицам. Писание упоминает о красоте Сары и Ривки именно для того, чтобы подчеркнуть их хорошие качества, которых они достигли работой над собой, невзирая на свою красоту.

Рахель, как Сара и Ривка, была бесплодна, и это указывает на то, что она была предназначена стать единственной женой Яакова. Если бы не обман Лавана, всё случилось бы именно так, и двенадцать колен Израилевых произошли бы от Рахели. И вдобавок к тому, что она, как и Яаков, была пастушкой, она ещё могла, подобно ему, похитить ради Небес, как он – «И похитила Рахель терафим, что у отца её. А Яаков похитил сердце Лавана арамейца, не сказав ему, что он убегает» (Берешит, 31:19-20).

Подмену Рахели Леей легко объяснить характером Лавана: как известно, он обманщик, но как понять участие в обмане Леи, которая могла бы открыть Яакову, что перед ним не Рахель, но не сделала этого? Неужели она стремилась любой ценой выйти замуж за того, кто её отверг?! Следует сказать, что, на самом деле, Лея хотела участвовать в становлении народа Израиля, пусть даже ценой превращения в ненавистную жену, потому что эта цель важнее её личного самоощущения. Она научилась этому от Яакова, который тоже притворился Эсавом перед отцом, чтобы получить благословения, которые помогут народу Израиля в будущем. И Бог, видя стремление Леи стать одной из праматерей народа Израиля, осуществил её заветное желание посредством лжи Лавана. И даже после замужества, Бог помог ей из-за её великой жертвы стать матерью шести колен, включая царское колено и колено священников – Йеуды и Леви. Ведь Лея не переставала заботиться о рождении новых детей – отдав свою рабыню Зилпу Яакову, и купив «ночь праведника» за мандрагоры, которые её сын отдал Рахели. Вот почему в книге Рут сказано: «Да даст Бог женщине, которая войдёт в твой дом, как Рахели и Лее, которые обе построили Дом Израилев» (Рут, 4:11).

Яаков также научился ценить её самопожертвование ради народа Израиля; так, хотя, казалось бы, он 14 лет пас овец Лавана исключительно за Рахель, впоследствии, упрекая Лавана, он бросает ему: «Я служил тебе четырнадцать лет за двух дочерей твоих…» (Берешит, 31:41). Этим Яаков признаёт, что первые семь лет он работал за Лею несмотря на то, что изначально думал только о Рахели. Таким образом он признал правоту Леи, когда та решила, не переча Лавану, обманом выйти замуж за Яакова. Это подобно реакции его отца, Ицхака, который, узнав, что Яаков обманным путём получил благословение, оправдал его поступок задним числом, сказав: «Пусть же будет он благословен» (Берешит, 27:33). Ицхак понял, сколь велика была самоотверженность Яакова, стремившегося получить благословение не ради себя, а во имя Небес.

Это объясняет появление в разделе мотива камней. Камни упоминаются в самом начале, когда Яаков в Бейт-Эле берёт «камни того места» и кладёт себе изголовьем (Берешит, 28:11), а на следующий день он ставит камень памятным знаком, и возливает на него елей (там же, 28:18). Затем Яаков откатывает камень от устья колодца, чтобы напоить овец (Берешит, 29:10). А в конце раздела Яаков заверяет договор с Лаваном посредством холма камней (Берешит, 31:44-48). Все это символизирует «камни», из которых строится в нашей главе народ Израиля Яаковом и праматерями посредством пастушества. Поэтому Яаков назван «пастырем и твердыней (дословно – «камнем») Израиля» (Берешит, 49:24). Ведь на иврите, слово «камень», אבן, объединяет в себе слова «отец», אב, и «сын», בן.