Ваишлах

В конце предыдущего раздела Яаков встречает ангелов и называет это место Маханаим («два стана»), а в начале нашего раздела посылает ангелов к Эсаву и разделяет свой стан на два стана. Прошлая история Яакова характеризуется мотивом бегства: Яаков бежит от Эсава в Харан, а затем от Лавана – в Ханаан. В нашем разделе ситуация обратная – Яаков сражается: с Эсавом, со Шхемом, с ангелом Эсава. Любопытно, что можно проинтерпретировать название раздела «Ваишлах» («И послал») как связанное со словом «шелах», обозначающим оружие – короткий меч, используемый в рукопашном бою. В этом значении оно употреблено, в частности, в Книге Нехемии: «…одной рукой делает работу, а в другой держит оружие («шелах»)» (Нехемия, 4:11).

При прочтении раздела возникает ряд вопросов. Так, перед встречей с Эсавом Яаков отправляет к нему – «в Землю Сеир, поле Эдома» – посланцев. При этом, используемое Торой слово может означать как простых посланцев, так и ангелов. Кто же это были, люди или ангелы? Это слово использовано для обозначения ангелов, встреченных Яаковом в Маханаиме, однако там оно сопровождается уточнением: «ангелы Бога», – здесь же сказано просто «ангелы». Означает ли это, что посланники Яакова – люди, а не ангелы? Казалось бы, на это указывает и то, что он велит им передать послание от его имени Эсаву: ведь Эсав явно недостоин видеть Божьих ангелов.

Эта история вызывает ещё один вопрос, почему Яаков «будит спящую собаку», спеша сообщить Эсаву о своём прибытии? Ведь его мать Ривка пообещала ему, отправляя его в Харан, что пошлёт за ним, как только гнев Эсава утихнет, но её посланцы до сих пор не прибыли. Значит, гнев его всё ещё не прошёл, так почему же Яаков сам сообщает ему о своём прибытии? В конце концов, Бог Сам велел ему вернуться в землю своих отцов, почему же его так беспокоит реакция Эсава?!

Неясно также, почему Яаков послал посланников в Сеир, поле Эдома, ведь в конце нашего раздела сказано, что Эсав перешёл жить на гору Сеир только после смерти Ицхака и его погребения сыновьями: «И взял Эсав жён своих, и сыновей своих, и дочерей своих, и все души дома своего… и пошёл в страну от Яакова брата своего, потому что было имущество их велико, чтобы жить вместе, и не могла страна проживания их нести их из-за достояния их, и поселился Эсав на горе Сеир. Эсав – он Эдом». Но это произойдёт только через двадцать три года, ибо сейчас Яакову девяносто семь, а когда умер Ицхак, Яакову было сто двадцать лет. Лишь тогда Эсав перешёл на гору Сеир, оставив Яакова в Хевроне, где Ицхак жил в свои последние годы, хотя всю свою жизнь прожил в районе Беэр-Шевы.

Что же делает Эсав в Сеире во время возвращения Яакова из Харана? И откуда Яаков знает, что Эсав находится в районе горы Сеир, ведь когда он покинул Беэр-Шеву, Эсав находился там же?

Посланцы Яакова действительно встретили Эсава в Сеире, и в конце рассказа о встрече Эсава и Яакова сказано: «И вернулся Эсав в тот же день путём своим в Сеир». И при расставании Яаков сказал Эсаву: «Пока не приду к господину моему в Сеир», это показывает, что в то время Эсав жил в Сеире. Это усиливает вопрос, зачем Яакову понадобилось оповещать его о своём возвращении? Ведь он мог вернуться к отцу своему в Хеврон без ведома Эсава, ибо расстояние от Хеврона до горы Сеир слишком велико, чтобы Эсав мог сразу об этом услышать?

Чтобы ответить на эти вопросы, необходимо сначала разрешить ещё большее недоумение. В разделе «Толдот» говорится, что, в возрасте сорока лет Эсав женился на двух хеттских женщинах – Йеудит, дочери Беэри хеттийца, и Басмат, дочери хеттийца Эйлона, которые были огорчением для Ицхака и Ривки. Там, однако, не упоминается, что они родили ему сыновей. Позже, после бегства Яакова в Харан, Эсав женился на Махалат, дочери Ишмаэля, сестре Невайота, но в повествовании об этом событии в конце раздела «Толдот» также о родившихся сыновьях не упоминается. С другой стороны, в конце нашего раздела упоминаются три жены Эсава – Ада, дочь Эйлона хеттийца (возможно, сестра Басмат?), Басмат, дочь Ишмаэля (возможно, сестра Махалат?), и Ооливама, дочь Аны, сына Цивона хивийца, и здесь сообщается, что родились пятеро сыновей от трёх этих жён, и после смерти Ицхака перешёл Эсав на гору Сеир, и там рождаются его внуки.

Но что касается Ооливамы, дочери Аны, сына Цивона хивийца, – упомянутая в конце главы династия Сеира хорийца и его сыновей, которые жили на горе Сеир до Эсава – одним из потомков Сеира была Ооливама, дочь Аны, жена Эсава. Видимо, как раз в то время, когда Яаков возвращался из Харана, Эсав направился на гору Сеир взять в жёны эту Ооливаму. И тогда ангелы пришли к нему с посланием от Яакова, а затем Эсав двинулся ему навстречу с четырьмя сотнями человек, которые наверное обитали на горе Сеир. После этой встречи Эсав вернулся к отцу его в Хеврон, где жил до самой смерти Ицхака, а затем он окончательно переселился на гору Сеир и взял для своего сына-первенца Элифаза в жёны Тимну, дочь Сеира хорийца от наложницы. От неё-то и родился Амалек. На Сеире Эсав наследовал хорийцам и занял их место, и с тех пор гора Сеир превратилась в землю Эдом – «А на Сеире обитали прежде хорийцы, и сыны Эсава изгнали их и истребили их пред собою, и поселились вместо них…» (Дварим, 2:12). Следует также упомянуть, что уже двести лет назад, во времена Авраама и Войны царей, Кедарлаомер и цари, которые с ним, побили хорийцев в Харам Сеире – «и (побили) Хори на горе их Сеир до Эль Парана…» (Берешит, 14:6). Но очевидно, что они не были полностью уничтожены, и из этих хорийцев оставались Сеир и его сыновья, пока Эсав не пришёл и не изгнал их, поселившись вместо них. Но откуда Яаков тогда узнал, что Эсав находится в Сеире, а не в Хевроне рядом с его отцом?

Можно предположить, что караваны торговцев, которые следовали из земли Ханаан в Харан сообщили ему о происходящем в его семье, и Яаков таким образом узнал, что его отец переехал в Хеврон, а Эсав в это время находился в Сеире, но всё-таки непонятно, зачем Яакову понадобилось привлекать его внимание к своему возвращению. Уже в Мидраше Берешит Раба (75-3) приведено высказывание мудрецов на эту тему: «Хватает пса за уши тот, кто, проходя мимо, вмешивается в чужую ссору» (Мишлей, 26:17). – «Бог сказал ему, «когда он будет в пути, ты пошлёшь к нему и скажешь ему: так сказал раб твой Яаков»».

Как мы уже писали в комментарии к предыдущему разделу, сон Яакова, в котором он увидел лестницу и ангелов Бога, и где Всевышний обещал ему: «…и возвращу Я тебя на эту землю, ибо Я не оставлю тебя, пока не содею того, что Я говорил о тебе» (Берешит, 28:15), можно объяснить следующим образом: в тот момент, когда Яаков вернётся на землю Ханаана, прекратится его защита. Поэтому Яаков, давая обет, ставит условие: «И я возвращусь с миром в дом отца моего, и будет Господь мне Богом», – в котором фактически просит Всевышнего продолжать быть с ним и защищать его даже после того, как он вернётся в дом своего отца. Когда же Яаков возвращается в землю Ханаана и видит ангелов Бога наяву (а не во сне, как в предыдущий раз), когда он слышит от гнавшегося за ним Лавана, что Бог отрылся тому во сне и сказал не причинять вред Яакову, он понимает, что Всевышний продолжает защищать его и после возвращения на землю Ханаана. И поэтому Яаков изменяет своему обычаю – спасаться от врага бегством – и предпочитает вступить с ним в борьбу, поскольку понимает, что невозможно сбежать и при этом стать победителем. И раз Всевышний повелел ему вернуться на родину, значит Он больше не желает, чтобы Яаков убегал. Поэтому Яаков идёт против своей натуры и, несмотря на присущее ему стремление к мирному разрешению конфликтов, принимает решение померяться силами с Эсавом. Он готовится к войне и делит свой стан на две части, посылает подношение Эсаву и молится Богу о спасении. Ранее Всевышний обещал Яакову защищать его, но это обещание не распространялось на его близких, и поэтому он опасается за жизнь своей семьи – «Ибо страшусь я его, как бы он не пришёл и не разбил меня – мать с сыновьями». Яаков полагает, что в стычке с Эсавом могут пострадать его жёны и дети – «мать с сыновьями», но не он сам, поэтому он молится за них Творцу.

Однако при описании встречи Яакова и Эсава нет никакого упоминания о двух станах; напротив, вся семья Яакова находится вместе с ним. Так что же произошло с первоначальным планом о двух станах – «если нападёт Эсав на один стан и побьёт его, то стан оставшийся будет спасён»?

Ответ на это мы находим в рассказе о событиях, произошедших в ночь перед встречей с Эсавом. В рассказе о переправе семьи Яакова через Ябок («И взял двух жён своих и двух рабынь своих, и одиннадцать детей своих, и перешёл через Ябок вброд») не упоминается двенадцатый ребёнок – Дина. Согласно мидрашу, Яаков спрятал её от Эсава в сундуке. Но даже если она была переправлена в сундуке, её следовало бы включить в число детей, переправленных через Ябок. Почему же сказано одиннадцать детей, а не двенадцать?

Это может быть связано с перечнем старейшин Эсава, находящимся в конце нашей главы – «А вот имена старейшин Эсава по племенам их, по местам их, с их наименованиями: старейшина Тимна, старейшина Алва … Вот Эсав, отец Эдомеев». Всего названы одиннадцать старейшин Эсава – все они мужчины, и им противопоставляются одиннадцать сыновей Яакова.

В ту ночь Яаков боролся с ангелом Эсава до рассвета и получил имя «Исраэль». У него был повреждён тазобедренный сустав, но он одержал победу. Наутро Яаков объединяет станы и не делит их в дальнейшем, так как понимает, что победа над ангелом Эсава означает, что его дети останутся целы и невредимы, ему нечего опасаться и следует положиться на Бога. Почему же, в таком случае, он семь раз кланяется Эсаву и называет его «господин мой», а себя «раб твой»?

Можно это объяснить так: поскольку из поединка с ангелом Яаков не вышел полностью невредимым, а получил небольшое повреждение – травму тазобедренного сустава, он предполагает, что встреча с Эсавом тоже принесёт ему некоторый вред и предпочитает, чтобы этот вред выразился в его собственном унижении (в заискивании перед Эсавом), а не в физическом ущербе, который может быть нанесён одному из членов его семьи.

Когда Эсав хочет приставить к нему своих людей, Яаков отвечает: «К чему это? Только бы мне найти благоволение в очах господина моего», – что на первый взгляд кажется лишним, ведь он уже просил благоволения в глазах Эсава, направляя к нему ангелов и посылая ему дары: «И я послал известить господина моего, дабы найти милость в очах твоих»; «Ибо он сказал: уйму гнев его даром, идущим предо мною; и потом увижу лицо его; может быть, он простит меня»; «И сказал: что у тебя весь этот отряд, который я встретил? И сказал Яаков: чтобы найти милость в глазах господина моего». Так что же вдруг случилось? Почему Яаков говорит – «К чему это? Только бы мне найти благоволение в очах господина моего», ведь он и так всё время пытался это сделать? Ответ на этот вопрос понятен в свете сказанного нами выше. Яаков отправил Эсаву дары до своей встречи и борьбы с ангелом. Тогда он боялся Эсава, но теперь, после победы над ангелом, ему уже нечего было опасаться, и он уже не должен был искать благоволение в глазах Эсава.

Здесь прослеживается переход с одного уровня на другой. Двадцать лет назад, убегая от Эсава, Яаков видел ангелов Бога во сне. Убежав от Лавана, он встречает Божьих ангелов наяву. А теперь, переправившись через Ябок, он вступает с ангелом Бога – повелителем Эсава – в битву, побеждает его и получает от него благословение. С этого момента его имя «Исраэль» (ישראל). С уровня, соответствующего имени «Яаков» (יעקב), данного ему из-за того, что при рождении он держал Эсава за пятку (עקב), он поднимается на уровень повелителя, так как он победил повелителя (שר) Эсава. Как сказано у пророка: «Во чреве обманул он брата своего; а силою своей боролся с ангелом Божьим. Боролся он с ангелом и превозмог…» (Ошейя, 12:4-5). Поэтому ангел назвал его именем Израиль – «ибо ты боролся с ангелом и с людьми, и победил». На первый взгляд следовало бы сказать «ибо ты боролся с людьми и с ангелом, и победил», но на самом деле легче победить небесного ангела Бога, лишённого свободы выбора, чем людей, наделённых свободной волей. И поэтому, несмотря на победу, одержанную над ангелом-покровителем Эсава, Яаков старается избежать сражения с самим Эсавом, предпочитая унизиться перед ним, а не бороться с ним, как с его ангелом.

В таком случае, почему же Яаков сразу не переходит через Иордан, чтобы, войдя в Ханаан, направиться прямо в Бэйт-Эль, исполнить там свой обет и вернуться, наконец, в отчий дом, в Хеврон? Зачем он внезапно останавливается в пути и строит дом в Суккот – месте, расположенном вблизи Пенуэля, где в будущем Гидеон будет преследовать мидианских царей Зеваха и Цалмунну?

Как мы знаем из Книги Судей (8), Гидеон, преследуя Зеваха и Цалмунну, прошёл мимо Суккот, у жителей которого попросил хлеба для своих людей. После того, как в хлебе его войску было отказано, Гидеон обратился в соседний Пенуэль, где тоже получил отказ. Быстрота, с которой обе просьбы были отвергнуты – одна сразу же после другой – свидетельствует о том, что два этих места, Суккот и Пенуэль, находились по соседству.

Как мы помним из предыдущих разделов, ни Авраам, ни Ицхак, ни сам Яаков в бытность свою в Ханаане, не строили домов, все они жили в шатрах. И вдруг Яаков, перед самым возвращением в Ханаан, строит дом и надолго остаётся там жить, хотя расстояние между Суккот и Бэйт-Элем, и даже Шхемом – считанные километры. Что же его удерживало там, что препятствовало выполнению обета?

Сколько времени провёл Яаков со своей семьёй в Суккот? Мидраш говорит, что его пребывание продлилось восемнадцать месяцев. Но в таком случае получается, что во время их прибытия в Шхем Реувену было тринадцать с половиной лет (когда семейство Яакова встретилось с Эсавом, Реувену было двенадцать; Йосэфу и Дине тогда было по шесть лет).

Это значит, что в Шхеме большинство сыновей Яакова не достигли ещё тринадцатилетнего возраста, а Дине было семь с половиной лет. Почему же в Торе она называется «неара» – «юница», «отроковица», ведь это слово применимо только к девушке, достигшей двенадцати лет, не к ребёнку? Почему о сыновьях Яакова сказано: «Сыновья Яакова пришли с поля, и когда услышали, то весьма огорчились мужи те». Обо всех сыновьях говорится «мужи» – слово, которым называют тех, кому уже больше тринадцати. Невозможно себе представить, что Шимон и Леви, истребившие жителей Шхема, были двенадцати-тринадцатилетними детьми. Они ведут переговоры с Хамором вместо своего отца – возможно ли, чтобы Яаков оставался в стороне и предоставлял несовершеннолетним сыновьям говорить от его имени?! При встрече с Эйсавом Яаков зовёт сыновей «детьми» и ни в чём с ними не советуется. И теперь, по прошествии полутора лет, он предоставляет им право говорить вместо себя, устраняясь от участия?!

Все эти обстоятельства свидетельствуют о том, что у Яакова была серьёзная причина надолго остаться в Суккот, построить там дом и жить в нём до тех пор, пока младший из его сыновей не достигнет совершеннолетия, так что все будут по праву называться словом «мужи». Таким образом, пребывание Яакова в Суккот продолжалось около семи лет. Дине и Йосефу исполняется по тринадцать лет к тому времени, когда Яаков, наконец, оставляет Суккот и перебирается в Шхем.

В тот момент, когда ангел Эсава нарекает Яакова Исраэлем, тот понимает, что его жизнь в корне изменилась, обрела новый смысл. Теперь из частного лица, отца небольшого семейства, он превращается в родоначальника целого народа – народа Израиля, которому предназначена особая роль – служить Всевышнему и освящать Его имя во всём мире. А сыновья Яакова – камни, из которых будет воздвигнут этот новый народ. Поэтому он начинает подготовку к исполнению своего великого предназначения: возводит дом и начинает другое строительство – он хочет заложить основы дома Израиля перед вступлением в Ханаан. Поэтому он ждёт, чтобы все его сыновья достигли совершеннолетия, стали мужами, и вступили бы на землю Израиля как зрелые люди – с чётким пониманием своей миссии, с готовностью служить Всевышнему и играть уготованную свыше роль. Это должно произойти точно так же, как народ, созданный ими, в далёком будущем будет восходить в Эрец Исраэль – через Иордан в Ханаан, в качестве народа Израиля, принявшего Тору с горы Синай.

Поэтому когда Йосефу, младшему из сыновей, исполняется тринадцать лет, Яаков со всей семьёй направляется в страну Израиля, начав своё возвращение со Шхема. Там он покупает участок в поле, строит жертвенник и называет его «Господь, Бог Израиля». Этот жертвенник появляется на том самом месте, куда пришёл дед Яакова, Авраам, когда впервые появился в Ханаане и так же построил там свой жертвенник Всевышнему, который впервые открылся ему.

Но тогда города Шхем ещё не существовало, а то место называлось Алон Море.

Здесь же впервые Яаков называется своим новым именем – тем, которое дал ему ангел, но в качестве имени народа, а не отдельного человека. В этом отличие Яакова от его отца и деда. Когда говорится «Господь Авраама» и «Господь Ицхака» – имеются в виду конкретные люди. Но когда мы говорим «Господь Израиля» – речь идёт обо всём народе.

Вернувшись в Ханаан, Яаков больше не строит домов – он опять ставит шатры. Пока на этой земле живут ханаанские народы, сыновья Израиля – только пришельцы и временные жители. Временные жители не строят домов. Они ощутят себя коренными жителями этой земли лишь в далёком будущем, когда осуществится пророчество, полученное Авраамом: «…пришельцами будут потомки твои на земле не своей…» (Берешит, 15:13).

Только после получения Торы, возвращения на свою землю из рабства и победы над народами Ханаана, эта земля станет «Эрец Исраэль» – страной народа Израиля.

Когда умерла Рахель, Яаков, так же, как Авраам и Ицхак, устанавливает новый жертвенник. Но только о Яакове говорится, что он жертвенник «устанавливает», «возводит» – «йацев». Авраам и Ицхак жертвенники «строили».

Это слово – «йацев» – того же корня, что «мацева», «монумент»; оно напоминает тот монумент, который Яаков поставил для служения Всевышнему в Бэйт-Эле и в Гильаде. Так же поступает он теперь – ставит монумент на могиле Рахели.

Надел земли, который Яаков купил у Хамора, отца Шехема, – это второй участок земли, приобретённый праотцами у ханаанейцев за полную стоимость (первый – это пещера Махпела в Хевроне, купленная Авраамом).

На этой земле будет похоронен Йосеф, когда народ вернётся из египетской неволи. Это будет первым местом, куда придут сыновья Израиля после возвращения, чтобы выполнить обряд благословений и проклятий напротив горы Гризим и горы Эйвал в Шхеме. Поэтому это первое место, куда пришёл Яаков с сыновьями, чтобы поставить первый опорный столб после восхождения в Ханаан.

Когда Яаков услышал о том, что Шехем надругался над Диной, он не действует, а ждёт возвращения сыновей с поля: «И молчал Яаков до прихода их», поскольку он выступает уже не как частное лицо, а как представитель народа, и сыновья тоже должны вести себя как часть народа и принять активное участие в развитии событий. Поэтому он предоставляет им вести переговоры с отцом Шехема: «Огорчились мужи те и весьма разгневались, потому что мерзость сделал он с Израилем, лежав с дочерью Яакова; а так не надлежало делать». Совершённое злодеяние – преступление против Дины и против семьи Яакова, но это ещё и попрание народа Израиля. Изнасилование равнозначно акту объявления войны против народа, и если он не сможет постоять за себя, то этим спровоцирует другие окружающие его народы на ещё более агрессивные действия против себя: «мерзость сделал он с Израилем…а так не надлежало делать».

Когда местный царёк Хамор, отец Шехема, приходит просить руки Дины для своего сына, он в сущности не оставляет Яакову и его детям выбора: как они могут отказать, если Дина по-прежнему находится в плену, во дворце? Если царская просьба не будет удовлетворена, Дину, разумеется, не вернут, зато целый город пойдёт войной на небольшую семью. Таким образом, Хамор просит всего лишь формального согласия, одобрения задним числом совершившегося насилия, а сыновьям Яакова ничего не остаётся, кроме как прибегнуть к хитрости (сыновьям, а не их отцу, который всё ещё хранит молчание). Поэтому они выдвигают условие, которое выглядит невыполнимым, рассчитывая, что, отказавшись его принять, Шехем и Хамор вернут им Дину. В результате выполнения этого условия народ Шхема должен стать одним целым с народом Израиля, так что это по сути соглашение между народами. Однако Хамору и Шехему удаётся убедить своих подданных согласиться на выполнение условия, правда, внеся некоторые изменения в договорённость с сыновьями Яакова. Говоря с ними, Хамор предлагает: «дочерей ваших отдавайте за нас, а наших дочерей брать будете себе». Своим же землякам он объясняет: «Дочерей их станем брать себе в жёны и наших дочерей выдавать будем за них». Иными словами, сыновьям Яакова он предлагает самим выбирать, каких девушек брать в жены, а каких – отдавать замуж; во втором же варианте изложения все решения будут принимать жители Шхема. Кроме того, он добавляет: «Стада их и имущество их, и весь скот их ведь нашими будут». Теперь, после того как жители Шхема выполнили условие об обрезании, Яаков и его сыновья оказываются перед сложной дилеммой. Если они согласятся на брак Дины, и даже проявят готовность стать одним народом с жителями Шхема, это неизбежно приведёт к тому, что народ Израиля растворится среди местных народов: ведь одного обрезания недостаточно для того, чтобы жители Шхема стали подлинной частью народа Израиля. Ишмаэль тоже был обрезан; и в соглашении с Хамором и Шехемом шла речь только об обрезании, не о том, чтобы они и их соплеменники отринули язычество и приняли веру в единого Бога. Надо отметить, что именно отсутствие требования о принятии монотеизма свидетельствует о том, что сыновья Яакова совершенно не рассматривали возможности принятия их условий Хамором, будучи уверенными в его отказе. Если же после того, как жители Шхема согласились выполнить столь тяжкое требование, они откажутся соблюсти условия договора, это станет «casus belli» для их противников – даст им повод объявить им войну и всех перебить. Таким образом, семья Яакова оказывается перед опасностью полного истребления.

Несмотря на всю серьёзность создавшегося положения, Яаков по-прежнему молчит, предоставляя действовать своим детям. Тогда инициативу берут в свои руки Шимон и Леви. Они нападают на город, выбрав для этого тот момент, когда сопротивление будет наиболее слабым (на третий день после обрезания). Шимон и Леви перебили всех мужчин в городе и, забрав Дину из дворца, ушли. Параллельно с этим, их братья разграбили город, уведя в плен женщин и детей. То была война между народами, и такими являлись общепринятые тогда нормы ведения военных действий. После этого Яаков прерывает своё молчание, но обращается он только к Шимону и Леви: «Вы смутили меня, сделав меня ненавистным для жителей этой страны… Я малочисленен, соберутся против меня, поразят меня и истреблён буду я и дом мой». Как видно, гнев Яакова вызван прагматическими соображениями: ему кажется, что Шимон и Леви не только не решили стоящую перед его семьёй проблему выживания, но только усугубили её своими действиями. Он не гневается на их братьев, потому что те «разграбили город за то, что обесчестили сестру их» – их поступок будет воспринят как легитимное воздаяние за причинённую им несправедливость. Казалось бы, можно было ограничиться только им.

Ответ Шимона и Леви Яакову, на первый взгляд, непонятен: «Неужели же, как с блудницею, поступать ему с сестрою нашею?» Казалось бы, они совсем не отвечают на соображения Яакова, переводя обсуждение из прагматической в нравственную плоскость. Однако именно в этом и состоит их ответ. Когда злодеи нападают на нашу сестру, мы не можем наживаться на её горе. Мы не будем вести себя как те семьи, что вынуждают своих дочерей на брак по расчёту, чтобы войти в число местной элиты. Такое поведение не пристало ни семье Яакова, ни народу Израиля. Нападение на Дину было совершено правителем Шхема, который был поддержан жителями города, поэтому они де факто начали войну против Израиля. Таким образом, поступок Шимона и Леви – был военным актом возмездия со стороны народа, который не может пройти мимо нападения на одну из своих дочерей и воздаёт злодеям по заслугам, невзирая на риск. Имеенно то, что Шимон и Леви подвергли возмездию злодеев, не обращая внимания на связанные с этим опасности, свидетельствует о том, что семья Яакова достойна называться народом. Возможно, в словах Шимона и Леви содержится также надежда на то, что именно теперь окружающие народы побоятся нападать на семью Яакова и не позволят себе относиться к ним так, как отнеслись жители Шхема. В самом деле, «был страх Божий на городах, которые вокруг них и не преследовали сынов Яакова».

Именно сейчас Господь открывается Яакову (впервые после его возвращения в Ханаан), Он велит ему отправиться в Бейт-Эль и возвести там алтарь. Яаков исполняет повеление Всевышнего, предварительно очистив свою семью от всех божков, которые находились среди имущества, отобранного ими в Шхеме. Он зарывает их под теребинтом у Шхема. Были ли там и истуканы, похищенные Рахелью у Лавана? Хранила ли она их до сих пор или выбросила где-нибудь по дороге после поисков, устроенных её отцом в её шатре (они были описаны в предыдущем разделе)? Яаков строит там алтарь (строит, но не устанавливает, ибо так велел Господь) и вновь называет это место Эль-Бейт-Эль (Бог дома Божьего), хотя он уже дал ему это имя, когда был там в первый раз. Не забудем, что на этом месте Авраам возвёл свой второй жертвенник в Ханаане, так что, перемещаясь из Шхема в Бейт-Эль, Яаков следует стопами Авраама, которому Господь также открылся, и в Шхеме, и в Бейт-Эле.

Обратим внимание, что при откровении во время бегства Яакова от Эсава в Падан-Арам Всевышний открывается Яакову как Господь; так же называла Его Тора, когда в Падан-Араме Он явился Яакову во сне, повелел ему возвращаться на родину. Однако после возвращения Яакова и обретения им имени Израиль и до самой его смерти Творец являлся ему только как Бог, не как Господь. Между тем, Аврааму и Ицхаку он являлся как Господь. Как же можно объяснить это отличие?

Дело в том, что, приняв на себя имя Израиль, Яаков вместе со своими детьми становится народом Израиля. Он перестаёт быть частным лицом, как Авраам или Ицхак, а воплощает в себе один из земных народов, а народы управлемы тем атрибутом Божественного Провидения, которое выражено словом «Бог». Но впоследствии, когда Всевышний изберёт народ Израиля и выведет из Египта, дабы дать ему Тору, евреи будут наречены именем Господа, ибо тогда народ Израиля станет исполнять не общую волю Небес, проявляющуюся в естественных законах, а конкретное, партикулярное волеизъявление Творца.

В Бейт-Эле Бог «нарёк ему (Яакову) имя Израиль и сказал: «Плодись и умножайся, народ и множество народов будет от тебя, и цари произойдут из чресл твоих»». Яаков вновь ставит там монумент: «И поставил Яаков памятник на месте, на котором говорил ему, памятник каменный; и сделал возлияние, и возлил на него елей», – и в третий раз нарекает месту имя Бейт-Эль. Однако, как только он пускается в путь, в его семье происходит трагедия: Рахель умирает при родах. Биньямин – единственный сын Яакова, рождённый в Ханаане, причём уже тогда, когда семья Яакова стала народом Израиля. Он единственный из сыновей Яакова, кто не поклонился Эсаву. И подобно ему, потомок Биньямина, Мордехай не поклонился Аману, потомку Эсава, в то время как весь прочий народ склонился пред всемогущим ставленником царя. В конце нашего раздела Тора перечисляет восемь царей, которые «царствовали в земле Эдома прежде царствования царя у сынов израилевых» – то есть до царствования Шауля, из колена Биньямина. Эти восемь царей Эдома соответствуют восьми разам, когда Яаков назвал Эсава господином.

С рождением Биньямина приобретает свой окончательный вид внутренняя структура еврейского народа, включающего в себя двенадцать колен. Теперь Яаков может вернуться к отцу в Хеврон. Интересно отметить, что в семье Авраама на протяжении трёх поколений рождались двенадцать братьев: у Нахора, брата Авраама, у Ишмаэля, брата Ицхака. Теперь двенадцать сыновей рождаются у Яакова, а не у Эсава. Этим завершается историческая роль праотцев в формировании еврейского народа, и на сцену выходят их дети – двенадцать колен Израилевых.

Дополнительная причина того, что Яаков представляет своим сыновьям самостоятельно принимать решения после изнасилования Дины, состоит в том, что имя Яаков, происходящее от корня «айн-куф-реш», связанного со значением «обойти», указывает на способность прибегать к ухищрениям во имя неба, однако имя Израиль указыает, в том числе, и на прямоту. Эта внутренняя трансформация получает метафорическое выражение в стихе: «…и станет крутизна (экев) равниной…» (Исайя, 40:4). Израиль не может участвовать в обмане, поэтому он не принимает участие в замысле его сыновей, которые «отвечали… Шехему и Хамору, отцу его, с лукавством». И не случайно именно после того, как Бог подтверждает получение нового имени, заменяющего прошлое: «Отныне ты не будешь называться Яаковом, но Израиль будет имя тебе», – умирает Рахель, похитившая истуканов Лавана. После смерти Рахели Яаков перенёс своё ложе не в шатёр Леи, которая также обманывала и приняла участие в вероломном плане Лавана, но в шатёр Билы. Рахель и Лея словно относятся не к новой личности Израиля, а к Яакову, которого уже нет, который остался в прошлом.

Правда, впервые Яаков был назван Израилем ангелом, ещё за несколько лет до этого, но это было преждевременно. Яаков вынудил ангела Эсава благословить его, и тот сообщил ему новое имя: «И сказал: отпусти меня, ибо взошла заря. Но он сказал: не отпущу тебя, пока не благословишь меня. И сказал тот ему: как имя твое? И он сказал: Яаков. И сказал: не Яаковом отныне будешь ты зваться, а Израилем». И об этом сказано: «Боролся он с ангелом и превозмог; плакал тот и умолял его; в Бейт-Эле найдёт Он его и там будет говорить с нами» (Ошейя, 12:5). То есть ангел Эсава умолял Яакова отпустить его, ибо время наречения того именем Израиля должно было настать лишь по прибытию его в Бейт-Эль. В самом деле, по прошествии нескольких лет это имя было закреплено за Яаковом окончательно именно Всевышним в Бейт-Эле. Но Яаков стремился ускорить развитие событий и поэтому ещё раньше вынудил ангела назвать его этим именем, до срока начав реализацию Божественного плана.

К каким результатам привело нетерпение Яакова? В результате случившегося он не спешил возвращаться в Бейт-Эль и Хеврон, дожидаясь, пока подрастут его сыновья, опора нового народа. Можно сказать, что, не будь этого, вряд ли он оставался бы так долго под Шхемом и, возможно, изнасилования Дины не произошло бы. Он мог бы застать живой свою мать. С другой стороны, если бы он сразу направился в Бейт-Эль, возможно, Рахель умерла бы уже тогда, а не по прошествии нескольких лет. Таким образом, трудно ответить на вопрос, правильно ли поступил Яаков, стремясь ускорить воплощение в жизнь плана Провидения.

Свой последний монумент Яаков возвёл над могилой Рахели после того, как она произвела на свет сына – последний камень в фундаменте народа Израиля. «И поставил Яаков монумент над могилой её. Это надгробие Рахели до сего дня». Так завершился долгий путь, начавшийся с уходящей в небо лестницы, установленной («מוצב») на землю Бейт-Эля, с камней (אבנים) в изголовии и возведённого там монумента (מצבה). Он привёл к иным камням – детям (בנים), сформировавшим здание еврейского народа – и к ещё одному монументу (מצבה), установленному там, где душа Рахели поднялась на небеса.

2022

Когда три праотца, Авраам, Ицхак и Яаков, жили на земле Ханаан, несмотря на своё богатство, они не строили себе дома и проживали в шатрах. Причина этого в союзе, заключённом с Авраамом «меж частями рассечённых животных», когда ему было сказано: «Знай, что пришельцами будут потомки твои на не принадлежащей им земле… Четвёртое же поколение возвратится сюда, ибо доселе ещё не полна вина эмореев» (Берешит, 15:13;16). Иными словами, только после того, как переполнится чаша грехов эмореев, и никак не раньше, Израиль сможет предъявить свои права на землю Ханаан. А до тех пор, пока этого не произошло, земля Ханаана будет для них «не принадлежащей им землёй», и они смогут селиться только в шатрах, как временные жители этой земли, а не в домах, как постоянные жители.

В нашей главе рассказывается о том, что после встречи с Эсавом и до прихода в землю Ханаан, Яаков останавливается на восточном берегу Иордана, в месте, называемом Суккот, и строит там дом – «А Яаков двинулся в Суккот и построил себе дом, и для скота своего сделал шалаши, поэтому он нарёк имя месту Суккот. И пришёл Яаков благополучно в город Шхем, который в земле ханаанской… И купил участок поля, на котором раскинул шатёр свой… И поставил там жертвенник, и назвал его Эль-Элокей-Исраэль» (там же, 33:17-20). Здесь мы видим, что сразу после своего прихода на землю Ханаан, Яаков вновь селится в шатре, и не строит дом на приобретённом им участке поля, как он это сделал на восточном берегу Иордана.

Почему же, в таком случае, Яаков должен был построить дом в Суккот и задержаться там на достаточно продолжительное время вместо того, чтобы сразу же отправиться в землю Ханаан?

Надо вспомнить, что, сразу после поединка с ангелом, Яаков получил благословение, в котором он был наречён именем Исраэль (Израиль). Это был поворотный момент, начиная с которого группа, состоящая из отдельных людей, превращается в единый народ. По этой причине, сразу же после получения благословения сказано: «Поэтому не едят сыновья Израиля сухой жилы, которая из сустава бедра...» (там же, 32:33).

Яаков со своими сыновьями должен был войти в землю Ханаана как народ, а не как группа отдельных лиц. А для этого необходимо чтобы хотя бы некоторые из его сыновей достигли совершеннолетия – тринадцати лет, и считались мужчинами. К тому времени первенцу Яакова, Реувену, было только двенадцать лет, поэтому Яаков оставался в Суккот до тех пор, пока его сыновья не подросли. И там он построил дом. Слово «дом» намекает на «дом Израиля» – одно из названий еврейского народа, и говорит о том, что формирование еврейского народа началось в это время, перед входом в землю Ханаан.

Как только старшие сыновья становятся совершеннолетними, Яаков отправляется в землю Ханаан и оказывается в Шхеме. И поэтому сказано: «в город Шхем, который в земле Ханаан» (там же, 33:18). Здесь подчёркивается, что в ханаанскую землю входит именно народ Израиля. И там Яаков приобретает первый участок земли, на котором народ Израиля будет жить в земле Ханаан. Но при этом, даже став народом, они всё ещё живут в шатрах, поскольку ещё не переполнилась чаша грехов эмореев, и земля ещё не стала называться землёй Израиля.

Кроме того, Яаков незамедлительно приступает к строительству жертвенника и называет его «Эль-Элокей-Исраэль». Это подчёркивает, что уже есть народ Израиля, у которого есть один Бог, в отличие от других народов Ханаана, поклонявшихся множеству богов. Когда праотец Авраам впервые пришёл в Шхем, он тоже построил там жертвенник Богу, хоть и не приобретал землю. Но он не назвал построенный им жертвенник именем «Эль-Элокей-Авраам», так как пришёл туда как частное лицо, а не как народ.

Сказанное выше помогает понять причину спора между Яаковом и его сыновьями об отношении к тому, что сделал Шехем. Яаков воспринимал изнасилование Дины Шехемом как преступление, произошедшее между частными лицами, и поэтому в Торе сказано: «И Яаков слышал, что он осквернил Дину, дочь его; а сыновья его были со скотом в поле, и молчал Яаков до прихода их» (там же, 34:5). Из слов «Дину, дочь его» видно, что Яаков рассматривал произошедшее, как действие, направленное лично против него. Вместе с тем Яаков понимал, что он не один, и его сыновья, составляющие народ Израиля, тоже должны принять участие в разрешении конфликта. Из-за этого он молчал на протяжении всех переговоров с представителями Шхема и предоставил слово своим сыновьям.

Но в глазах сыновей произошедшее являлось не уголовным преступлением, а преступлением против народа Израиля. Они считали, что ответной реакцией должно быть объявление войны, как это принято между народами, ведь в противном случае любой народ сможет относиться к ним с пренебрежением. И поэтому сказано: «Сыновья же Яакова пришли с поля, и когда услышали, то огорчились мужчины те и весьма разгневались, потому что мерзость сделал он с Израилем, лежав с дочерью Яакова; а так не должно поступать» (там же, 34:7). Они отнеслись к произошедшему как к преступлению против народа Израиля, и вели переговоры с Хамором и Шехемом, используя военную хитрость – «И отвечали сыновья Яакова Шехему и Хамору, отцу его, с лукавством…» (там же, 34:13). Здесь это уже не считается обманом, потому что «с хитростью будешь вести войну свою» (Мишлей, 24:6). В данном случае цель хитрости – ослабить противника, убедив его сделать обрезание, чтобы можно было войти, забрать Дину и разграбить город, в качестве возмездия за совершённое преступление, что и было сделано сыновьями Яакова.

Шимон и Леви убили всех мужчин города, и Яаков разгневался на них, но его гнев не был вызван аморальностью данного поступка, так как Яаков сам был согласен с тем, что здесь речь идёт о войне. Он полагал, что из-за этого поступка им грозит опасность – «А у меня людей мало; соберутся против меня, поразят меня...» (Берешит, 34:30), и считал, что достаточно было разграбить город, не убивая всех мужчин, так как это могло спровоцировать месть со стороны других ханаанских народов. Но по мнению Шимона и Леви, убив мужчин и забрав в плен женщин, они поступили в соответствии с законами войны между народами, о которых говорится в разделе «Ки теце», где идёт речь о разрешённой войне. Без этого все окружающие народы позволили бы себе поступать так, как поступил Шехем – «И сказали они: неужели как с блудницей поступать ему с сестрою нашею?» (там же, 34:31). И действительно, Всевышний навёл страх на все окружающие народы, и они не осмелились гнаться за ними – «И отправились они. И был страх Божий на городах, которые вокруг них, и не преследовали сынов Яакова» (там же, 35:5).