В разделе «Хукат» происходит переход от поколения пустыни (которое умерло в течение тридцати восьми лет странствий по Синайской пустыне из-за греха разведчиков) к поколению сыновей, которым предстоит войти в страну Израиля и овладеть ею.
В сущности, события тридцати семи с половиной лет от бунта Кораха и его общины до смерти Мирьям в первом месяце сорокового года после исхода, не освещаются в Торе. Однако, в разделе «Масэй» описываются переходы народа Израиля в пустыне в период с середины второго года после исхода из Египта и до начала сорокового года – всего восемнадцать переходов за тридцать восемь лет.
В книге Дварим Моше вкратце упоминает странствия по пустыне в этот период: «И пробыли вы в Кадеш столько дней, сколько пробыли вы. И обратились мы, и отправились в пустыню по пути к Красному морю, как говорил Господь мне, и обходили мы гору Сеир «многие дни». И вот: «А дней, когда шли мы от Кадеш-Барнеа до переправы через поток Зеред, тридцать восемь лет, до скончания всего поколения ратных мужей из среды стана, как клялся Господь им» (Дварим, 2:14). Но ещё до описания происшествий сорокового года странствий и общего перечня стоянок народа в пустыне и его пути из Египта в страну Израиля, Тора излагает заповедь о красной (рыжей) корове.
На первый взгляд, эти законы здесь не на месте, как по содержанию (между описанием двух грехов: бунта Кораха и его общины и ропота общины в месте, прозванном Мей-Мерива, «Воды раздора»), так и по времени (эта заповедь была дана во время посвящения левитов во втором месяце второго года, когда впервые говорится о левитах в связи с очистительной водой с пеплом красной коровы) – «окропи их водой очистительной» (Бемидбар, 8:7).
Но прежде чем ответить на этот вопрос, следует обратить внимание на слово «вода», которое повторяется в этой главе неоднократно и, это, разумеется, не случайно: раздел начинается с рассказа о водах очищения (пепел сожжённой коровы в смеси с живой водой), которые очищают от скверны мёртвого тела. Затем Писание рассказывает о нехватке воды в результате смерти Мирьям, что привело к извлечению воды из скалы и к греху Моше и Аарона. Затем излагается просьба к Эдому пересечь его границу, с обязательством не пить из колодцев в его границах: «(Позволь) нам пройти по твоей земле! Не пройдём по полю и по винограднику, и пить не будем воду колодезную… и если воду твою будем пить, я или мой скот, то дам я плату за неё». И после смерти Аарона и его погребения на горе Ар, обходили землю Эдома и проявили нетерпение в пути, и снова потребовалась вода – «ибо нет хлеба и нет воды». Затем упоминается стоянка у ручья Зеред, чудо у ручьёв Арнона – «И поток в руслах», – и приводится песнь народа у колодца – «А оттуда к источнику. Это источник, о котором сказал Господь Моше: Собери народ, и Я дам им воды». Затем следует просьба к царю эморейцев Сихону перейти через его землю в Эрец-Исраэль, и снова обещание: «Мы не будем пить из колодцев». Когда Сихон отказывается, Израиль побивает его народ и наследует землю Сихона от Арнона до Ябока (от реки до реки). Тора описывает войну с Огом, царём Башана и захват его страны; раздел заканчивается подходом еврейского народа к реке Иордан, напротив Йерихона: «И в путь выступили сыны Израиля, и расположились станом в степях Моава по ту сторону Иордана (против) Иерихона».
Напомним, что с водой связаны также Моше и Мирьям. Моше был извлечён младенцем из Нила (его сестра Мирьям наблюдала за происходящим издали и, увидев, что он был вытащен дочерью фараона, предложила той кормилицу из евреек), и само имя Моше означает, что он был вытащен из воды. Впоследствии, по знаку его посоха, расступились воды Красного моря. Мирьям же при рассечении морских вод увлекла за собой женщин с бубнами и танцами: «И взяла пророчица Мирьям, сестра Аарона тимпан в руку свою, и вышли все женщины вслед за нею с тимпанами и в танцах» (Шмот, 15:20). Наконец, в нашем разделе нехватка воды была вызвана смертью Мирьям и, в свою очередь, стала причиной небесного приговора о смерти Моше в пустыне.
Интересно, что в ТаНаХе прилагательное «живой» может сопутствовать трём существительным: «Бог», «вода» и «земля»: «Кто есть (из) всякой плоти, кто слышал бы глас Бога живого, говорящий из среды огня…» (Дварим, 5:23); «…и нашли там колодец с живой водой» (Берешит, 26:19); «…и отдам славу в землю живую» (Йехезкель, 26:20). При этом Бог метафорически именуется «источником живой воды»: «Ибо два зла совершил народ Мой: Меня, источник живой воды, оставили они и высекли себе водоёмы, водоёмы пробитые, которые не держат воды» (Йермияу, 2:13).
Однако центральной темой нашего раздела является смерть: «человек, который умрёт в шатре»; осквернение смертью; смерть Мирьям; смерть Аарона; смерть хананеев от руки Израиля; множество смертей Израиля от змей («И наслал Господь на народ змей ядовитых, и они кусали народ, и умерло много народа из Израиля»); смерть Сихона и всего его народа; смерть Ога царя Башана и всего его народа от руки Израиля. Смерти противопоставлена живая вода, которая служит исправлению скверны, приносимой смертью.
Это исправление начинается с законов о красной (адума) корове (которая не красна в смысле «красна как кровь», а скорее в смысле бурая как почва, ближе к каштановому цвету). Бросается в глаза, что этот же корень – «алеф-далет-мем» повторяется несколько раз при упоминаниях царя Эдома, который не даёт Израилю пересечь свою границу и выходит против него воевать с большим и сильным войском, так что Израиль вынужден уклониться от сражения и обойти землю Эдома. На горе у границы земли Эдома умирает Аарон.
* * *
Как это подробно разъясняется в моей книге «Иглей Даат» (развёрнутые комментарии к первым разделам «Берешит»), в результате первородного греха земля утратила свои изначальные качества и была проклята: «…проклята земля за тебя… доколе не возвратишься в землю, ибо из неё ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» (Берешит, 3:17-19), – а человек был обречён на смерть. Ранее земля была пропитана духовностью, так что человек, питаясь её плодами, мог жить вечно, но в результате проклятия, материальность земли усилилась, и её плоды также потеряли часть свой духовности. Так что, насыщая человека, они словно заражают его своей косностью и, придавая ему жизненные силы, одновременно ведут его к смерти, возвращая, в конце концов, обратно в землю, из которой он был взят.
Итак, между косной материальностью земли и смертью существует непосредственная связь.
Задача человека состояла в том, чтобы смягчать материальность земли в своём теле и вне его посредством освящения материи и трансформации приземлённого, эгоистического стремления получать в стремление получать, чтобы давать (подробнее см. в «Иглей Даат»).
Все десять поколений вплоть до поколения потопа, не сумели справиться с жесткой материальностью земли, порождавшей в них слишком сильные страсти, с которыми большинство из них не могли совладать. «И сказал Господь: истреблю человека, которого Я сотворил, с лица земли, от человека до скота…» (Берешит, 6:7); «…конец всякой плоти пришёл… ибо земля наполнилась злодеянием» (там же, 6:13).
Итак, Всевышний решил смягчить в человеке и во всяком создании земное начало, несущее в себе грехи и смерть, посредством живой воды, источника жизни (потому же и рыбы, живущие в воде, не извратили своей природы и не были уничтожены в потопе). Всевышний ниспослал потоп, который уничтожил людей и животных и одновременно смягчил земное начало (но не устранил его совсем, оставляя человеку работу по исправлению материи). Сила косной материи была ограничена лишь в той степени, чтобы её влиянию можно было противостоять. «И обонял Господь благоухание, и сказал Господь в сердце Своём: не буду больше проклинать землю за человека, потому что помысел сердца человека зол от юности его…» (там же, 8:21). Но в стране Израиля земное начало сохранило свою первобытную материальность несмягчённой (она именуется «Эрец Хаим», Земля Живых), потому что её не накрыли воды потопа. «Сын человеческий! Скажи ей: ты – земля не очищенная, не орошаемая дождём в день гнева» (Йехезкель, 22:24), чтобы оставить место для избранного народа, народа Израиля, который должен смягчить её, исполняя заповеди Торы, связанные с землёй.
Ведь чем неподатливее материал, тем более возвышенное дело – его обработка, и в этом и состоит желание Всевышнего при сотворении мира – превратить самое сильное желание получать в желание получать чтобы давать, потому что тогда отдача будет куда большей. Семь ханаанских народов были самыми развращёнными из народов мира именно потому, что жили на Земле Ханаанской без законов Торы (подробнее в «Иглей Даат» на раздел Ноах).
И действительно, дарование Торы у горы Синай исправило последствия первородного греха, и народ Израиля вернулся на уровень, на котором находился Адам до греха, когда материальность его тела была смягчена, и ему не требовалось бороться с искушениями. При даровании Торы народ Израиля также освободился от власти Ангела Смерти, как сказано: «Следует читать не «харут» – «высечено» (на скрижалях), а «херут» – «свобода» (Шмот Раба 41:7) – и вся нечистота, связанная с мёртвыми, к ним не относилась, потому что «уничтожит Он смерть навеки и сотрёт Господь Бог слезы со всех лиц, и позор народа Своего устранит Он на всей земле…» (Йешаяу, 25:8).
Но из-за греха золотого тельца к ним вернулась вся их нечистота, и они вновь оказались в состоянии Адама после первородного греха. К ним вернулась и вся жёсткая материальность, требующая смягчения заповедями Торы, и они опять стали смертными. Воздействие гедонизма было особенно сильно в Ханаане, самой материальной из земель. Поэтому сыны Израиля боялись входить в неё, ведь они знали, что там их ждут самые сильные искушения и, соответственно, самые тяжкие падения, за которыми следуют суровые наказания (в разделе «Бехукотай» перечислены связанные с этим сорок девять проклятий). Отсюда и грехи, которые евреи совершали на пути в Страну: жалобы, вожделения, разведчики, Корах и его приспешники.
Это продолжается и в нашем разделе – следующее поколение, идущее в Страну, начинает грешить – воды раздора, змеи, а в следующем разделе рассказано о грехе поклонения Бааль-Пеору.
Если бы не грех золотого тельца, не было бы смерти, а без смерти не было бы нечистоты мёртвого тела, законы о которой вступили в силу с момента возведения Скинии и явления в ней на восьмой день Божественного присутствия. Как образно говорит мидраш, корова должна искупить то, причиной чего стал её сын телец.
Кроме того, в словах «красная корова» («пара адума») таится значение «плодородие земли» («пирьон адама»), усиление материальности земли. Как мы объясняли выше, Земля Израиля осталась в своей жёсткой материальности и после потопа. Поэтому плоды, сорванные разведчиками в Ханаане, были так велики, что одну гроздь винограда несли на плечах, повесив на шест, двое. С другой стороны, переставив буквы «пара адума» мы получим: «рафа адама» – «расслабилась земля», то есть земля расслабляется, когда пепел сожжённого тела красной коровы смешивается в сосуде с живой водой, которая смягчает пепел, и с помощью этой смеси исправляют материальность земли после греха золотого тельца. «И для нечистого пусть возьмут пепла (коровы), сожжённой для очищения, и нальют на него живой воды в сосуд». Пепел же сожжённой коровы исправляет «прах ты и во прах возвратишься», когда человек был обречён на смерть.
Поэтому именно теперь, когда второе поколение вышедших из Египта идёт в Землю Израиля, вновь и вновь возникает упоминание о живой воде. Ведь их путь лежит в страну Ханаан с её материальностью, требующей смягчения. Сыны Израиля берут за образец самый простой способ: очищение других земель водами потопа – иными словами, они хотят быть как другие народы, для которых достаточно соблюдать семь заповедей сыновей Ноаха, и нет необходимости во всех заповедях Торы, поэтому они хотят вернуться в Египет. Но Всевышний хочет, чтобы евреи принесли смягчение Земле Израиля трудным путём, соблюдая связанные с ней заповеди.
Слова в начале нашего раздела «Вот устав закона», появляются в Торе всего дважды: здесь и в разделе «Матот» (Бемидбар, 31:21). Оба раза они относятся к законам очищения от скверны мёртвого тела и очистительной воды, которой кропят находящихся в состоянии ритуальной нечистоты: «Всё, что проходит через огонь, проведите через огонь, и станет оно чистым, но чтобы и водою очистительною очищено было; всё же, что не проходит через огонь, проведите через воду» (Бемидбар, 31:23).
Возникает вопрос, почему эти слова фигурируют только по отношению к очистительным водам, ведь словосочетания «Это – Закон» («зот аТора») и «уставы вечные» («хукат олам») встречаются множество раз. Почему же здесь «уставы» и «законы» соединены в одном выражении, хотя даже в других местах нашего раздела они фигурируют по отдельности: «И да будет это для них уставом вечным»; «И да будет это для сынов Израиля и для пришельца, проживающего среди них, уставом вечным»; «Вот закон: если человек умрёт в шатре».
Из того, что мы объяснили выше, видно, что законы о красной корове выражают «устав закона», все уставы Торы так, как ни одна из других заповедей – смягчение земли, освящение материи, утончение земного начала в человеке через освящение материальности Земли Ханаан – Страны Жизни.
В этом и состоит цель всех заповедей Торы – превратить желание получать в стремление получать ради того, чтобы отдавать другому. Для этого необходимо прежде всего выработать способность получать, то есть «оплодотворить землю» («леафрот адама» – «пара адума», красная корова). Это происходит в возрасте до тринадцати лет, а затем еврей принимает на себя бремя заповедей, с помощью которых эгоистическое стремление получать постепенно преобразуется в желание получать ради того, чтобы отдавать.
Так что «на всех путях своих познавай Его»: живи обычной жизнью, соблюдая при этом законы Торы, и наслаждайся жизнью не только ради себя, но и для того, чтобы радовать Всевышнего. Ешь, чтобы у тебя были силы учить Тору, спи, набираясь сил на день для служения Всевышнему, живи с женой, выполняя заповеди плодиться и размножаться, супружеские заповеди и заповедь радовать жену, как велит нам Тора. Таким образом, эгоистично приобретаемые нами блага становятся средством отдачи Всевышнему и окружающим. Тогда на место Я, «ани», приходит самоотречение, «айн», и человек прилепляется к Всевышнему, который есть абсолютное стремление давать. Ведь в духовном мире связь и близость определяются аналогичностью формы, так что связь и близость с Творцом достигается подражанием Ему, и как Всевышнему присуще желание давать, так и ты приобретёшь желание давать, смягчая и расслабляя в себе земное начало – «рфе аадама».
Эта сложная символическая система заповеди о красной корове находит своё выражение во всех деталях связанных с ней законов. С одной стороны, относящиеся к этому вопросу требования строже, чем правила жертвоприношений, даже при принесении грехоочистительной и повинной жертвы, обладающих самой высокой святостью, правила не так строги. «Пусть приведут… корову рыжую без порока, у которой нет изъяна, на которой не было ярма». Даже два чёрных волоска на её шкуре делают корову негодной, такого нет ни с одним другим жертвенным животным.
«На которой не было ярма» – этого требования нет в отношении ни одного другого освящённого животного, оно подразумевает, что корова всецело предназначена для жертвоприношения и ни для какой иной цели.
С другой стороны, красную корову нельзя зарезать в храмовом дворе, как любую другую жертву (даже жертвоприношения, обладающие наименьшей святостью, как пасхальные жертвы и жертвы первенцев могут быть зарезаны только во дворе Храма), её зарезают за пределами стана Израиля, как животное, не приносимое в жертву. Этим красная корова схожа с козлом отпущения, искупающим грехи народа Израиля, которого в День Искупления сталкивают в пустыне со скалы и «отсылают к Азазелю» в земле ангела смерти, источника всех сил нечистоты, для очищения от которой и предназначена красная корова, которую также зарезают за пределами стана.
И также – корова полностью сжигается: «И сожгут корову пред его глазами: кожу её и мясо её, и кровь её с нечистотами её да сожгут», подобно тому, как сжигают жертвенных быков (в ходе жертвоприношений Дня Искупления, принесения грехоочистительных жертв помазанного священника, жертв за ошибку, совершённую по недосмотру всей общиной). «Тельца же жертвы грехоочистительной и козла жертвы грехоочистительной, кровь которых внесена была для искупления во святилище, пусть вынесут за стан и сожгут на огне кожи их и мясо их, и нечистоты их» (Ваикра, 16:27).
С другой стороны, её тук не воскуряется на жертвеннике перед Господом, как это делается в случае с быками, так что в этом плане красная корова больше похожа на обычный скот, который режут для повседневной еды, чем на священную жертву.
Затем священник должен взять «кедрового дерева, и эзова, и червлёную нить и бросить на место сожжения коровы».
Кедр – символ гордости, возвышения над другими. Слово «кедр» упоминается в ТаНаХе обычно в сочетании с прилагательным «высокий» или «величественный».
«Высоки были, как кедры» (Амос, 2:9); «Как кедр в Леваноне, возвысится» (Теилим, 92:13); «Станет кедром величественным» (Йехезкель,17:23).
Эзов же противопоставлен кедру: он символизирует приниженность: «И говорил он о деревьях: от кедра, что на Леваноне, до эзова, вырастающего из стены» (Первая книга Царств, 5:13).
Червлёная нить – это жгут простой шерсти, выкрашенный красной краской, производящейся из червей особого вида. Таким образом в червлёной нити сочетаются низкое (червь) с высоким (ценная и очень дорогая карминовая краска).
Давид, обращаясь к дочерям Израиля, призывает их оплакивать царя, «одевавшего их в багряницы» (благодаря трофеям, захваченным у филистимлян). «Вся семья её одета в алую ткань», – сказано о доблестной жене (Притчи, 31:21).
Значение красного цвета коровы не исчерпывается связью слов «красная» («адума») и «земля» («адама»). Сам по себе красный цвет указывает на противоположные качества. Ведь красное – это символ греха, не случайно это цвет Эсава: «И вышел первый: красный, весь как плащ волосатый; и нарекли ему имя Эсав» (Берешит, 25:25). Это также цвет чечевичной похлёбки, ради которой он поступился первородством: «Дай мне поесть из красного, красного этого. Поэтому ему прозвание Эдом (красный)». Грех воспринимается как окрашенный красным цветом: «Если были грехи ваши красны, как кармин, то станут белыми, как снег». Цвет греха красен, как кармин – та самая краска, которой окрашена нить, брошенная на место сожжения красной коровы. И всё же красная кровь жертвенных животных искупает грехи жертвователя, возлагающего их на алтарь, точно так же и красная корова очищает от нечистоты мёртвого.
Как мы уже заметили, кедр ассоциируется с величием, высоким положением, гордостью. Можно сказать больше: это дерево символизирует эго. Ему противопоставлен эзов, символизирующий отказ от собственного «я» и сознание ничтожности этого «я». Кедр как будто заявляет: «Вот он я!», а эзов говорит: «Я настолько незначителен, что меня нет перед лицом Всевышнего». Оба эти восприятия: «я» («ани») и «нет» («айн») – одинаково важны. Ведь для человека, чьё положение низко, нетрудно было достигнуть скромности. Но другой, привычный к почёту, например, царь, сумевший обратить своё «я» («ани») на «самоотречение» («айн»), совершил истинное служение Всевышнему. Такое истинное служение совершил Моше, выросший, словно принц, во дворце фараона и сумевший достичь полного самоотречения, всецело направить свою личность на служение Господу, так что о нём сказано: «А этот муж Моше был кротчайший из всех людей, которые на земле» (Бемидбар, 12:3). Поэтому он назван «этот муж Моше» – как говорят о важных людях: чтобы подчеркнуть положение, которое он занимал, и при этом всё же достиг такой степени скромности.
Поэтому Давид, несмотря на своё царское достоинство, смог, презрев гордыню, сказать о себе: «Я червь, а не человек, в поношении у людей и в презрении у народа» (Теилим, 22:7).
В разделе, посвящённом законам о проказе – не менее важным, чем законы о скверне мёртвого тела – мы видим, что в этом случае так же берут кедровое дерево, и эзов, и червлёную нить. Вместе с живыми птицами их окунают в кровь птицы, зарезанной над глиняным сосудом с живой водой. Потом этой красной кровью семикратно кропят очищаемого от проказы. Однако ни кедр, ни эзов, ни червлёная нить не сжигаются – ведь для прокажённого, в отличие от мёртвого, есть надежда на исцеление.
«И вымоет священник одежды свои, и омоет тело своё водою, и нечист будет до вечера».
В этом стихе выражено противоречие, которое содержится в идее очищения посредством пепла красной коровы. Он очищает тех, кто был осквернён нечистотой мёртвого тела, и в то же время вводит чистых в состояние осквернившихся. Все те, кто проводил процедуру очищения, стали из-за этого нечисты: священник Элазар, который зарезал корову и семикратно кропил её кровью ко входу шатра соборного, окуная в неё палец; сжигавший корову; собиравший пепел; кропивший очистительной водой. Все они обязаны совершить омовение и дождаться вечера, чтобы иметь право войти в Скинию (в то время как даже осквернившийся нечистотой мёртвого – и тот может находиться в стане левитов, как находился там Моше, хранивший в стане кости Йосэфа).
«И человек чистый пусть возьмёт пепел от коровы и положит вне стана, дабы было это у общины сынов Израиля в хранение для воды очистительной: это очищение от греха. И собравший пепел от коровы пусть вымоет одежды свои, и нечист будет до вечера. И да будет это для сынов Израиля и для пришельца, проживающего среди них, уставом вечным».
В этом стихе раздела мы находим всё те же противоречия: «человек чистый» – и «нечист будет до вечера». Осквернение чистого – и очищение от нечистоты?
Противоречивы также определения воды, с помощью которой проводят процедуру очищения: один раз она названа «мей нида» (дословно – «вода отлучения вследствие нечистоты»), а второй раз, когда в продолжение раздела рассказывается о том, как добавляют в неё пепел сожжённой коровы – «живой водой» («нальют на него живой воды в сосуд»). Как соотнести два этих определения воды – «живая вода» и «вода отлучения»? Почему выбрано именно это выражение: «мей нида»?
Тора стремится подчеркнуть противоположности, заключённые как в самой процедуре очищения пеплом красной коровы, так и во всём, что ей сопутствует. С одной стороны, слово «вода», вызывающее ассоциацию с жизнью и чистотой, с другой – понятие «нида», означающее отлучение, отдаление нечистоты (символом которой служит пепел коровы). «Мей нида» – «вода отлучения» – это оксюморон, соединение нечистоты и чистоты в единое целое. Она очищает нечистых (тот её аспект, который именуется словом «вода») и в то же время несёт для чистых нечистоту (аспект, обозначаемый термином «отлучение»).
Ещё одна проблема возникает с классификацией жертвы красной коровы. В нашем разделе к ней применено понятие «хатат», обычно относящееся к грехоочистительной жертве, приносимой во искупление греха, совершённого непредумышленно, по ошибке (в том случае, когда злоумышленное совершение влечёт за собой небесную кару отсечением (карет)).
В соприкосновении с мёртвым телом нет преступления ни для кого, кроме священников и назореев. Но даже если священник или назорей нарушают этот запрет, их грех не карается отсечением. Простому священнику разрешено и даже заповедано отступить от требований ритуальной чистоты в случае смерти близкого родственника, соблюдать траур по близким, хотя он при этом становится нечист от мёртвого.
Казалось бы, между обычной грехоочистительной жертвой (той самой, которая является одной из «святая святых», тук которой возлагается на алтарь, а мясо съедается священниками) и красной коровой, к которой все эти законы не относятся, нет ничего общего. Почему же они объединены этим термином?
Корень слова «грех» – «хет-тет-алеф» – в иврите обозначает несколько разных понятий. Первое мы уже назвали – грех. Второе («ахтаа») – смещение прицела, промашка при выстреле. «…бросит камень в волосину – и не промахнётся («эхти»)» (Шофтим, 20:16). Третье значение («хитуй») – очищение, обеззараживание.
«И возьмёт для очищения дома двух птиц…» и далее: «И очистит дом кровью птицы». (Ваикра, 14:49;52) – описание очищения дома от проказы. «Очисть меня эзовом – и чист буду…» (Теилим, 51:9). Во всех этих стихах использован этот же корень: «хет-тет-алеф», в разных его значениях.
«На седьмой день он очистится» («итхатэ»). Слово «итхатэ» составлено из букв, означающих как грех, так и очищение. Очевидно, что на седьмой день он не согрешит, а будет очищен. В этом контексте следует рассматривать и название жертвы «хатат», которую обычно приносят для искупления непредумышленного греха.
Красная корова не является «хатат» в обычном смысле этого слова, поэтому смысл её названия иной: оно происходит не от слова «грех», а от слова «очищение». Это же значение мы находим в рассказе о подготовке левитов к служению: «И так поступи с ними, чтобы очистить их: окропи их водою грехоочистительной (мей хатат)».
В этом же значении мы употребляем слово «хитуй» в современном иврите – очищение, дезинфекция (например, когда говорим об обработке раны).
«Вот закон: если человек умрёт в шатре, то всякий, кто войдёт в шатёр, и всё, что в шатре, будет нечистым семь дней. И всякий открытый сосуд, который не закрыт плотно крышкою, нечист. И всякий, кто прикоснётся на поле к убитому мечом, или умершему, или кости человеческой, или ко гробу, нечист будет семь дней».
В этом стихе Тора впервые определённо говорит о том, что нечистым может быть не только человек, животное или предмет, но также и помещение (шатёр). Можно возразить, что прокажённый тоже вносит своим пребыванием в шатёр нечистоту (хотя и иначе, чем мёртвый), однако в Торе об этом не сказано прямо. К такому выводу пришли мудрецы, опираясь на слова: «за пределами стана, где проживает (восседает) он» (Ваикра, 13:46). Из этого они сделали вывод, что прокажённый оскверняет место своего пребывания. Если человек чистый проходит мимо дерева, под которым сидит прокажённый, то этот чистый оскверняется «нечистотой шатра» через ветви дерева (Трактат «Нэгаим», 13).
Понятие «нечистота шатра» расширяет то общее восприятие нечистоты, с которым нам до сих пор приходилось сталкиваться. Прежде мы видели, как скверна переходит от одного человека к другому посредством физического контакта – через соприкосновение или предметы – и вдруг видим, что целое пространство оказывается осквернённым, делая нечистым всё, что находится внутри него. Такое явление превращает нечистоту в понятие не материальное, а духовное, как духовна и святость. И как святость заполняет пространство Скинии, так нечистота мёртвого тела, наделённая той же мощью, заполняет собой свободное пространство.
На восьмой день после построения Скинии, по окончании семи дней уполномочения, в течение которых обязанности первосвященника исполнял Моше, первосвященство перешло к Аарону – и в этот же день всему народу Израиля явилась слава Господня: «И вышел огонь от Господа, и сжёг на жертвеннике всесожжение и тук; и увидел весь народ, и возликовал он, и пал на лицо своё» (Ваикра, 9:24).
Сразу же после этого в Скинии погибают Надав и Авиу, принёсшие чуждый огонь. Моше обращается к своим двоюродным братьям Мишаэлю и Элцафану с просьбой вынести Надава и Авиу за пределы Скинии. «И подошли они, и вынесли их в одениях их за стан…» (Ваикра, 10:5). Из слов «вынесли их в одеяниях» можно сделать вывод, что выносившие опасались коснуться тел, чтобы не оскверниться нечистотой мёртвого.
Почему же тогда они не осквернились нечистотой шатра или нечистотой груза? Почему в результате смерти Надава и Авиу не осквернилась сама Скиния и её утварь? Почему Моше, Аарон, Элазар и Итамар, находившиеся внутри Скинии, не осквернились?
Непонятно также, почему законы о нечистоте от соприкосновения с мёртвым приводятся отдельно от законов нечистоты шатра? Почему вода отлучения, о которой говорится в обоих этих случаях, тоже упоминается дважды, по отдельности, вместо того, чтобы обобщить похожие ситуации и дать единое указание: И возьмёт эзов, и окунёт его в воду человек чистый, и окропит шатёр, и всю утварь, и людей, которые были в нём: и коснувшегося кости, и мёртвого тела, и нечистого пространства, и могилы.
Повеления, связанные с нечистотой человека, прикоснувшегося к мёртвому – с одной стороны, и нечистотой шатра – с другой, чётко отделены друг от друга формулировкой: «Вот закон: если человек умрёт в шатре». Почему, когда Тора рассказывает о человеке, коснувшемся мёртвого тела, отсутствует определение: «Вот закон»? Есть ли различие между тем человеком, который коснулся тела покойного, умершего в поле, и тем, который коснулся любого другого мёртвого тела? Почему в одном случае сказано: «вот закон», а в другом – нет?
Следует отметить, что законы о красной корове были изложены вскоре после смерти Надава и Авиу и до начала подготовки левитов к служению в Скинии – во второй месяц второго года после исхода. С одной стороны, нам известно, что те из них, кто не смог принести жертву в первый Песах, потому что находились в состоянии нечистоты, выполнили эту заповедь во второй Песах. Значит, очищение произошло ещё до этого. С другой стороны, заниматься изготовлением пепла красной коровы было велено именно Элазару, а не первенцу Надаву: несомненно, что будь последний в живых, это было бы поручено не его младшему брату, а ему самому – первенцу и ближайшему помощнику Аарона. Из этого следует, что законы о красной корове были изложены после смерти Надава и Авиу и до второго Песаха.
Как было неоднократно отмечено выше, все законы нечистоты вступили в силу только с началом построения Скинии, в первый день первого месяца на второй год после исхода из Египта. Ибо именно появление Божественного присутствия в среде народа Израиля повлекло за собой зарождение нечистоты, как сказано: «Одно супротив другого сотворил Бог». И уже в первый день Господь призвал Моше в соборный шатёр и заповедал ему законы жертвоприношений (раздел «Ваикра»). Там впервые было упомянуто понятие скверны-нечистоты при изложении законов жертвы переменной стоимости: «…если прикоснётся к чему-то нечистому, или к трупу зверя нечистого, или к трупу скота нечистого, или к трупу гада нечистого… Или если прикоснётся он к нечистоте человеческой, какая бы ни была нечистота, от которой оскверняются…» (Ваикра, 5:2-3). Далее, в разделе «Цав», понятие нечистоты возникает в связи с законами о поедании мяса мирных жертв, и там же упоминаются несколько видов скверны. Однако там всё ещё не упоминается нечистота шатра и ничего не говорится о передаче нечистоты путём перенесения её источника; речь идёт только о передаче нечистоты путём касания. И только в разделе «Шмини», после описания гибели Надава и Авиу, Тора перечисляет разнообразные законы о нечистоте. Там впервые говорится о «нечистоте перенесения»: «Этими вы оскверняетесь; всякий, прикоснувшийся к трупу их, нечист будет до вечера. И всякий, носивший что-либо от трупа их, должен омыть одежду свою, и нечист будет до вечера» (Ваикра, 11:24-25). Там же говорится о нечистоте пространства, возникающей в сосуде: «И всякий сосуд глиняный, внутрь которого попадёт что-либо из них, всё находящееся в нём будет нечисто…» (Ваикра, 11:33). Затем излагаются правила нечистоты дома, поражённого проказой: она передаётся всякому, кто в него входит. Нечистота прокажённого также заполняет собой шатёр. Женщины в период месячных и при всяком маточном кровотечении, а также мужчины, у которых выделяется слизь, передают нечистоту и без физического контакта: посредством сидения, возлежания и поездки.
Видимо, законы о красной корове были также сообщены на восьмой день после гибели Надава и Авиу. До восьмого дня Божественное присутствие, хотя и наполняло Скинию, не было явлено народу Израиля, и поэтому предшествующие семь дней нечистота распространялась исключительно путём касания – даже нечистота мёртвого тела. Законы о нечистоте шатра и нечистоте перенесения ещё не дейтвовали. Поэтому, когда Моше поручает Мишаэлю и Эльцафану вынести тела Надава и Авиу за пределы Скинии, те переносят их, держа за одежду, чтобы не оскверниться прикосновением к мёртвому. При этом не возникает опасения, что скверна передастся им через пространство Скинии или одежду при переноске, поскольку соответствующие законы еще не вступили в силу. Поэтому ни разнообразные предметы Скинии, ни находившиеся там Аарон, Элазар, Итамар, Моше, Мишаэль и Эльцафан не стали нечистыми. Однако сразу же после гибели Надава и Авиу были сообщены новые законы о различных путях передачи нечистоты; тогда же была дана заповедь о красной корове. И как святость наполняет всё пространство Скинии, поскольку в ней обретается Божественное присутствие, так и скверна отныне принимает более духовные формы, что позволяет ей передаваться в отсутствие всякого физического контакта.
Поэтому в изложении законов о красной корове Писание разделяет между «нечистотой касания мёртвого» и прочими видами нечистоты мёртвого тела, рассказ о которых начинается словами: «Вот закон: если человек умрёт в шатре», – ибо они начали действовать в разное время. При этом можно предположить, что и законы о передаче путём физического контакта скверны от тела умершего в поле (погибшего солдата или умершего в пути) также вошли в действие только на восьмой день после создания Скинии, поскольку о них говорится после рассказа о скверне шатра: «И всякий, кто прикоснётся на поле к убитому мечом или к умершему, или к кости человеческой или ко гробу, нечист будет». Как видно, эти правила также вступили в силу только при расширении действия законов нечистоты на восьмой день после возведения Скинии.
* * *
«И пришли сыны Израиля, вся община, в пустыню Цин в первый месяц, и остановился народ в Кадеше, и умерла там Мирьям, и там же была погребена. И не было воды для общины, и собрались они против Моше и Аарона».
С этого начинается в нашем разделе рассказ о поколении сыновей, которым предназначено войти в Землю Израиля. От предыдущих событий нас отделяет тридцать семь с половиной лет, прошедших после греха разведчиков. Теперь же наступает первый месяц сорокового года от выхода из Египта, в котором суждено умереть поколению отцов, и это произойдёт в течение нескольких месяцев, когда они достигнут реки Зеред у границы Моава (в районе месяца ав – пятого месяца сорокового года, после смерти Аарона в первом месяце). В месяце ав будет ровно тридцать восемь лет со дня совершения греха разведчиков. «А времени, что шли мы от Кадеш-Барнеа до переправы через реку Зеред, было тридцать восемь лет, пока не перевёлся весь род боеспособных мужей из среды стана, как клялся им Господь» (Дварим, 2:14).
«И умерла там Мирьям, и там же была погребена. И не было воды для общины».
Бросается в глаза отличие от того, что сказано в продолжение раздела о смерти Аарона, которого оплакивал весь дом Израиля («И увидела вся община, что скончался Аарон, и оплакивал Аарона тридцать дней весь дом Израиля») и Моше («И оплакивали сыны Израиля Моше на равнинах Моавитских тридцать дней» (Дварим, 34:8)), и даже о гибели Надава и Авиу («Братья же ваши, весь дом Израилев, пусть оплакивают сожжённых, которых сжёг Господь» (Ваикра, 10:6)). Почему же пророчицу Мирьям, вслед за которой после перехода через Красное море вышли все женщины с бубнами и плясками и которую ждал весь народ, пока она очищалась от проказы, не оплакивает народ, и её смерть проходит как будто бы незамеченной?
В то же время недостаток воды сейчас же все замечают, и приходят жаловаться и ссориться с Моше и Аароном, и просят смерти: «И спорил народ с Моше, и сказали так: о, если бы умерли тогда и мы, когда умерли братья наши пред Господом».
Может быть, тут проявляется наказание по принципу «мера за меру»: им недостало воды (слёз), чтобы оплакать праведницу, и поэтому не стало у них воды, чтобы утолить жажду.
Однако вместо того, чтобы исправиться, они ещё усугубляют свой грех, собираются против Моше и Аарона, и опять обвиняют Моше (в точности как их отцы обвиняли Моше тридцать восемь лет назад): «И зачем привели вы общество Господне в эту пустыню, чтобы умереть здесь нам и скоту нашему? И для чего вывели вы нас из Египта? Чтобы привести нас в это дурное место, место, лишённое посева и смоковниц, и винограда, и гранатовых яблок, (где) и воды нет для питья?». С одной стороны, они именуют себя «обществом Господним», то есть, нет речи о бунте против Всевышнего, подобно тому, как когда-то восстали против него Датан и Авирам. С другой стороны, обвиняют Моше и Аарона в том, что они вывели их из Египта для того, чтобы дать умереть в пустыне от жажды. Иными словами, Моше и Аарону снова приписывают то, что они действуют по собственному усмотрению, а не по воле Бога.
Возникает вопрос: ведь они же видят, что переходы в пустыне определяются облаком Господним – где оно останавливается, там они и разбивают лагерь, – почему же они приходят с жалобами на Моше и на Аарона, а не обращаются с ними к самому Всевышнему? Разве это не Он привёл их в место, где нет воды?
И снова Моше и Аарон приходят ко входу в Скинию и падают ниц, и является им слава Господня: «…и пали на лица свои, и явилась им слава Господня» (Бемидбар, 20:6) – им, а не всему народу, как прежде, при поколении отцов. Так было во время греха разведчиков (там же, 14:10), и при восстании Кораха (там же, 16:19), и после него, когда народ собрался против Моше и Аарона (там же, 17:7).
Написано: «И спорил народ с Моше», – судя по этим словам, народ выступал против Моше и его руководства, но не против Всевышнего, и, как сказано выше, они называют себя «община Господня». Однако далее сказано: «Это место будет названо Мэй-Мерива (Воды распри), где спорили сыны Израиля с Господом, и Он явил им святость Свою».
Как было уже объяснено выше, это в самом деле бунт против Бога – ведь облако Господне определяет маршрут и стоянки; но гораздо проще и удобней обвинить посланника, чем выступить открыто против Всевышнего.
Разумеется, Господь знает, что на самом деле скрывается за словами. Но почему же взбунтовавшихся не постигает наказание, такое же, какое постигло их отцов за грех разведчиков и за мятеж Кораха? Ведь и они, по сути, отказываются входить в Землю, предпочитая ей Египет. Так почему же вместо наказания Всевышний дарует им воду из скалы? А наказывает при этом именно Моше и Аарона: «Не введёте вы общества этого в землю, которую Я дал им». И вообще, в чём виноват Моше, если Всевышний сказал ему взять посох, а для чего нужен посох, если не для того, чтобы ударить им по скале, как это было ещё при поколении отцов в Рефидим: «…и посох твой, которым ты ударил по реке, возьми в руку твою, и пойди. Вот, Я стану пред тобою там, на скале в Хорэйве; и ты ударишь в скалу, и выйдет из неё вода, и будет пить народ. И сделал так Моше пред глазами старейшин Израильских» (Шмот, 17:5-6).
Всевышний повелевает Моше: «Возьми посох и созови общину, ты и Аарон, брат твой, и скажите скале пред глазами их, чтобы дала она воду свою: и извлечёшь ты для них воду из скалы, и напоишь общину и скот их». С одной стороны – взять посох, с другой – сказать скале? Опять же, с одной стороны, скала словно должна сама «дать» воду, с другой – «извлечёшь ты». Вопрос: скала ли «сама даёт воду», или же Моше извлекает из неё?
Что означает – «чтобы дала она воду свою», когда речь идёт о скале, разве у скалы есть вода? И кроме того, за что, собственно, наказан Аарон? Моше ударил по скале, но Аарон не сделал ничего, и именно Аарон умирает сразу после описанных событий, а Моше получает ещё год жизни.
Ответ на все эти вопросы надо начать с того, что речь идёт о новом поколении – поколении сыновей, большинство из которых родились в пустыне, а меньшинство – рождённые в Египте, которые ещё не достигли двадцати лет во время греха разведчиков. Почти все они только слышали о рассечении Красного моря и добывании воды из скалы от своих отцов, но не видели этого собственными глазами. Они привыкли к ману, который выпадает каждый день; как всё, что происходит постоянно, для них это было естественное явление и совсем не чудо.
Они не знакомы с ролью Мирьям как лидера, поскольку она проявляла себя в качестве таковой, в основном, в Египте и при переходе Красного моря, когда они ещё не родились или же были детьми. Поэтому её смерть не вызывает у них подлинной скорби, подобно той, которую причинили смерть первосвященника Аарона, и Моше, вождя и пастыря.
Надо отметить, что это поколение также не испытало на себе тягот рабства и впервые сталкивается с подлинными трудностями в нашем разделе: привыкнув с раннего детства, что вода есть всегда, они впервые оказываются в ситуации нехватки воды. Это до такой степени выбивает у них почву из-под ног, что они обращаются к Моше с той же жалобой, которую слышали от отцов: «Зачем вы вывели нас из Египта?» Но их грех не столь велик, как грех их отцов, которые знают, что такое рабство и от чего они были избавлены, и с их стороны жалоба – это чистая неблагодарность. Сыновья не понимают, о чём говорят, и просто повторяют чужие слова, усвоенные ими с ранних лет от отцов, которые хотели обвинить Моше и Аарона, – и это несмотря на то, что они видят облако, которое их ведёт и указывает им места стоянок, поэтому их сетования – это по сути бунт против Всевышнего, как подытожено: «где спорили сыны Израиля с Господом».
Сама формулировка обвинения: «И для чего вывели вы нас из Египта? Чтобы привести нас в это дурное место, место, лишённое посева и смоковниц, и винограда, и гранатовых яблок», – показывает, что это всего лишь повторение чужих слов, поскольку это поколение никогда не видело никаких смоковниц, винограда и гранатов, а видело лишь воду в пустыне, в которой они выросли.
И поскольку их грех не так велик, как грех их отцов, Всевышний не наказывает их, но отвечает им и даёт им воду. Это поколение, которому суждено войти в Землю, где жизнь будет строиться не сверхъестественным, чудесным образом, как в пустыне, но по законам природы. Тем более суровым, что, как было объяснено выше, Земля Израиля обладает особенно суровой материальностью, не очищенной водами Потопа, и это оказывает разрушительное влияние на проживающие на ней народы, если только они не руководствуются законами Торы. Отцы этих людей видели, как происходят чудеса вопреки естественным законам, на их глазах сила святости подчиняла себе законы природы: вода превращалась в кровь, а посох – в крокодила, они были свидетелями египетских казней, и наконец, видели, как в Рефидим удар посоха по скале чудесным образом извлекал из неё воду. Сыновья не были в Египте, они выросли на том, что чудеса происходят каждый день, и теперь им предстоит иная задача: они должны войти в Землю и постараться подчинить духовному началу заключённые в ней низменные материальные силы. Действуя в соответствии с законами природы, а не вопреки им. В Земле Израиля не будет явных чудес, в ней жизнь протекает согласно естественным законам, направляемым Божественным Провидением, связанным с Тетраграмматоном, четырёхбуквенным Именем Бога (в отличие от других мест, которые управляются законами природы и семьюдесятью ангелами-покровителями народов мира). О Земле Израиля сказано: «Земля, о которой Господь, Бог твой, печётся, – очи Господа, Бога твоего, непрестанно на ней: от начала года и до конца года» (Дварим, 11:12). Задача, выполнение которой предстоит обитателям Земли Израиля, намного сложней, чем жизнь в пустыне, полная каждодневных чудес.
Всевышний повелевает Моше взять посох. Но поскольку нет необходимости идти против естественных законов, а напротив, необходимо продемонстрировать поколению, вступающему в Землю Израиля, что нужно поступать в соответствии с ними, освящая природу и материальное начало, ему нужно «говорить», и тогда скала сама даст воду. Ведь природа – это тоже творение Всевышнего и подчиняется Его воле и Его слову, и тот, кто может приказать маслу возгореться, может сделать горючим и уксус, и когда из скалы, по одному лишь слову Моше, без удара и «ломки», выйдет вода, это и будет, что скала сама «даст воду свою». Материя – это не враг, задача её освятить, и тогда из неё «выйдет вода» – заключённая в ней духовность.
Почему существенно говорить, а не бить, не «ломать» природу? Десятью речениями был сотворён мир, по слову Господа были созданы небеса, и то, что поддерживает существование творения – это слово Всевышнего. Силой его поддерживаются законы природы, и эта же сила способна их изменить и привести к тому, что из скалы выйдет вода. Подобно тому, как расцвёл посох Аарона, скала может дать воду, и так же как посох Моше превратился в крокодила по слову и велению Божьему, так же достаточно слова, чтобы скала стала водой.
Таким образом здесь, в этом эпизоде, Всевышний испытывает Моше и Аарона, годятся ли они в руководители для следующего поколения – поколения, которое войдёт в Землю, или же они чересчур привыкли к жизни, направляемой чудесами, и не смогут уже измениться. Испытание состоит в том, что Господь приказывает Моше взять посох и при этом – говорить, сказать скале, чтобы она сама дала воду. В сущности, Моше поставлен Всевышним перед выбором: с одной стороны, посох, при помощи удара которым можно извлечь воду из скалы, а с другой – речь, которой можно достичь того же результата, но при этом, не подчинив себе природу, а возвысив её, позволив ей дать воду «самой». Именно второй вариант подходит для руководителя поколения, предназначение которого – войти в Землю и освятить её.
Таково испытание Моше и Аарона, но они не выдерживают его и вновь прибегают к хорошо известному им образу действий, к которому привыкли за сорок лет. Моше бьёт по скале, чтобы «сломать» её природу, подобно тому, как он поступил в Рефидим в поколении отцов, показывая тем самым, что он не годится для роли духовного лидера нового поколения, который введёт его в Землю.
Так же и Аарон, испытание которого было легче, чем испытание Моше, поскольку у него в руке не было посоха, и всё, что ему оставалось – только говорить, не исполняет этого и тем самым не выдерживает испытания. Повеление Всевышнего было обращено к ним обоим, и из этого они могли сделать вывод, что посох взять должен Моше, а говорить – Аарон. Но вместо того, чтобы использовать силу слова, обратив его к скале, они обращаются к народу Израиля: «И созвали Моше и Аарон общество к скале, и сказали им: слушайте же, непокорные, из скалы ли этой нам извлечь для вас воду?» «Непокорные»: подобно тому, как только удары помогут сломать природу этой скалы и заставить её дать воду, только наказания исправят вас и вашу жестоковыйность.
И Моше ударяет посохом по скале дважды, в то время как в Рефидим ударил по скале только один раз, и не обращался при этом к народу со словами обвинения, хотя и там название места было произведено от слова «распря, ссора» («Мерива»), – как сказано: «И нарёк месту тому имя Масса и Мерива, из-за ссоры сынов Израилевых и потому что они искушали Господа, говоря: есть ли Господь среди нас, или нет?» (Шмот, 17:7).
Однако здесь уже поколение сыновей, взращённых на Торе и на чудесах, и поэтому разочарование Моше ещё сильней, чем от поколения отцов, и он ударяет дважды – как бы против поколения отцов и против поколения сыновей, повторяющих те же ошибки. В первый раз поколение сыновей совершает грех, и поэтому Моше испытывает столь острое чувство разочарования, и даже не замечает, что сам отклоняется от заповеданного ему Всевышним, Который повелел «говорить скале». Поэтому обвинение обращено не к сынам Израиля, а к Моше и Аарону. Моше, который обвиняет народ Израиля в непокорности, сам не исполняет того, что повелел ему Всевышний.
Поэтому Всевышний говорит Моше и Аарону: «За то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою пред очами сынов Израиля, не введёте вы общества этого в землю, которую Я дал им». Не поверили в то, что природа – это тоже речение Бога, и что Бог, который десятью речениями сотворил мироздание, может словом изменить природу скалы, превратив её в воду, а если бы вы поняли и поверили в это, то явили бы святость Господа перед народом, который знает, что есть законы природы и есть Господь, который превыше их, но не понимает, что законы природы – это тоже слово Божье. Они бы поняли, что Господь отличен по сущности Своей от всех божеств и идолов народов, которых они встретят, войдя в Землю, и что силой Торы и заповедей они смогут изменить природу, возвысив и очистив грубое материальное начало Земли Израиля, не поддавшись ему.
И Моше и Аарон не введут народ в Землю Израиля, потому что они не подходят для выполнения этой миссии. Увидев это наказание, народ Израиля поймёт, что их ошибка – в том, что они должны были говорить скале. Таким образом, если не выбор Моше и Аарона, то хотя бы их наказание поможет достичь изначальной цели: показать народу, что его путь отныне – в возвышении и облагораживании материи, а не в подчинении и «ломке».
Это объясняет кажущееся несоответствие между двумя стихам: вначале Господь говорит Моше и Аарону, что они наказываются, потому что «не явили святость Мою пред очами сынов Израиля», а затем сказано: «Это место будет названо Мей-Мерива, где спорили сыны Израиля с Господом, и Он явил им святость Свою». Дело в том, что освящение произошло не посредством скалы, давшей воду, а посредством наказания Моше и Аарона, которое привело народ к пониманию того, что скале можно и нужно было говорить. Страна Израиля управляется по природным законам, и задача её обитателей состоит в освящении материи, а не в ломке природного начала. В этом проявляется особое место страны Израиля среди прочих земель: Провидение в прямом виде, а не опосредованно, вмешивается в происходящие на ней события. Вместе с тем, на ней особо велики соблазны, ибо «одно супротив другого сотворил Бог», и равновесие между добром и злом, скверной и святостью, обеспечивает свободу выбора: народу Израиля предстоит выбрать добро и исполнение законов Торы, не прельщаясь гедонизмом, рабами которого стали семь народов древнего Ханаана. И представляется, что название стоянки, где происходили эти события – «Кадеш», корень «куф-далет-шин» со значением святость, – указывает именно на освящение («кидуш»).
Господь говорит Моше и Аарону: «Приобщится Аарон к народу своему, ибо он не войдёт в землю, которую Я дам сынам Израиля, за то, что вы непокорны были слову Моему у Мей-Мерива». Оборот «приобщится к народу своему» появлялся в тексте Торы и в прошлом, при описании смерти Авраама, Ицхака и Яакова. Но он не был использован применительно к Йосефу и его братьям («И умер Йосеф, ста десяти лет» (Берешит, 50:26); «И умер Йосеф, и все братья его, и весь род тот» (Шмот, 1:6)). Сейчас этот оборот упомянут применительно к Аарону, а впоследствии он возникнет и при описании смерти Моше; и более никого. Этот оборот указывает на загробную жизнь и говорит о том, что душа умершего присоединяется к его близким, которые покинули этот мир прежде него и чьи души ожидают его на небесах.
Следует обратить внимание и на то, что здесь сказано: «За то, что непокорны вы были слову моему», – в то время как ранее говорилось: «За то, что вы не поверили Мне и не явили святость Мою пред очами сынов Израиля». Как объяснить, что здесь использован более резкий оборот, который говорит о непокорности и бунте против Господа? Дело в том, что когда Всевышний впервые возвещает Моше и Аарону об их наказании, Он говорит: «Не введёте вы общества этого в землю, которую Я дал им». Это означает, что Моше и Аарон не будут возглавлять народ во время вступления в страну Израиля, ибо не продемонстрировали способности освящать природу, не ломая её, необходимой для лидеров народа на земле Израиля, однако не исключено, что они могут войти в страну – не как предводители народа, а как частные люди. Теперь, однако, отсекается и эта возможность. Сказано: «Не войдёт он в землю». Это более суровое наказание нуждается в объяснении: «За то, что непокорны вы были слову моему», – дело не только в том, что Моше и Аарон не выдержали испытания и не предпочли обратиться к скале словами; сделав это, они показали бы, что могут возглавлять народ и в дальнейшем, – они ещё и нарушили прямое повеление Бога, повелевшего им говорить скале. Поэтому они не войдут в страну Израиля и как частные лица.
* * *
Вскоре, однако, возникает ещё один инцидент, когда народ «возроптал на Бога и на Моше». На тот момент народ был подавлен и удручён: в процессе погони за ханаанеями Арада евреи уже вступили было в страну Израиля, однако были вынуждены отступить и пуститься в долгий обходной путь, описанный в разделе «Масэй». В результате «истощилось терпение народа в пути. И возроптал народ на Бога и на Моше: зачем вывели вы нас из Египта, чтоб умереть нам в пустыне? Ведь нет ни хлеба, ни воды, и душе нашей опротивела эта негодная пища». В отличие от греха у Мей-Мерива, первого греха поколения сыновей, когда ещё не было прямого бунта против Господа, теперь народ, как в былые времена, ропщет на Бога и вновь хулит ниспосылаемый Им небесный хлеб.
Всего несколько месяцев тому назад, у Мей-Мерива, евреи могли убедиться, что как только они стали ощущать нехватку воды, Господь пришёл им на помощь, даровав воду из скалы. Впоследствии они ощутили постоянное присутствие Божественного провидения, когда Всевышний, вняв их молитвам, пришёл им на помощь во время войны с царём Арада: «И услышал Господь голос Израиля, и отдал им ханаанеев, и разгромили они их с городами». Однако народ быстро забыл об этом и не обратился к Богу с просьбой хлеба и воды; более того, в очередной раз принялся отрицать целесообразность исхода и освобождения из рабства. Поэтому, если в прошлые кризисные ситуации, Господь помогал народу справиться со стоящими перед ними проблемами, на сей раз Он ниспослал ему наказание в виде змей: «И жалили они народ, и умерло много народу в Израиле». Как говорит об этом мидраш, неблагодарность (евреев, клевещущих на Моше и Аарона, а также на Самого Всевышнего, выведшего их из рабства и питающего в пустыне) была покарана неблагодарным (змеем, который был сотворён наиболее умным из всех зверей и обратившим свой ум во зло, против воли Господа).
Таким образом, прошлый грех народа состоял в воздержании от речи, а нынешний – в извращении речи. Но на сей раз, в отличие от всех прошлых грехов в пустыне, народ впервые проявляет признаки раскаяния: «И пришёл народ к Моше, и сказали они: согрешили мы, что говорили против Господа и против тебя; помолись Господу чтобы удалил от нас змей. И помолился Моше за народ». Народ не пытается уклониться от ответственности, но признаётся в своём центральном грехе: «говорили против Господа». Это грех речи, грех злословия, который и являлся грехом древнего змия. Можно предположить, что именно наказание змеями привело к пониманию сущности совершённого греха.
«И Господь сказал Моше: сделай себе змия и положи его на знамя; и будет: всякий ужаленный, взглянув на него, останется жив. И сделал Моше змея медного, и возложил его на знамя, и было, если змей жалил человека, то, взглянув на медного змея, тот оставался жив». Здесь мы сталкиваемся с тем же комплексом противоположностей, что и в законах о красной корове в начале раздела. Там речь шла одновременно о плодотворности земли и ослаблении земли; о заражении чистых скверной и очищении нечистых от скверны. Здесь перед нами змеи, которые могут нести и смерть, и жизнь. Это напоминает и о том, как в разделе «Корах» от эпидемии спасали те самые курения, которые, казалось, стали причиной гибели 250 претендентов на роль священников. Поэтому Господь говорит Моше «Помести его на знамя». Слово «знамя» здесь омонимично со словом «чудо». Иными словами, люди должны понять, что такое подлинное чудо: не ломка законов природы, а сами по себе эти законы, установленные Богом в шесть дней творения. И оказывается, что и косная материя способна изменять свою сущность, следуя воле Господа, так что то, что оскверняло, будет очищать, а то, что убивало, будет возвращать жизнь.
Поэтому ангел смерти – ангел-покровитель Эсава, он же Эдом (от слова адом, красный) – не властен над Аароном, похороненным в пределах Эдома. Аарон умер спокойной, безболезненной смертью, именуемой «смертью от поцелуя» – в традиции так именуется кончина, которая никак не обусловлена материальными причинами и состоянием организма, а напрямую вытекает из воли Господа. Этот же ангел боролся с Яаковом у переправы через реку Ябок и был вынужден дать ему благословение: «Не Яаков отныне будет тебе имя, а Израиль, ибо ты боролся с ангелом и людьми и превозмог» (Берешит, 32:29). Ведь и ангел смерти, в конечном счёте, посланец Господа, и он может принести благословение вместо смерти.
Так и сделанный Моше медный змей, который сейчас побуждает народ к раскаянию и дарует жизнь, в дальнейшем станет объектом культа и будет сеять гибель. Культ медного змея продолжится столетиями в период Первого храма, вплоть до правления царя Хизкии, который в процессе искоренения язычества из среды народа Израиля «изломал в куски медного змея, которого сделал Моше, потому что до тех самых пор сыны Израиля совершали пред ним воскурения, а назван он был Нехуштан» (Мелахим II, 18:4).
Все это является подготовкой к вступлению в страну Израиля – к жизни на той земле, чья грубая материальность привела населяющие её народы к полной нравственной распущенности, и которая отныне, благодаря соблюдению связанных с землёй заповедей Торы, должна будет стать источником жизни в святости. Так горькое станет сладким. Сказано «Кто станет чистым от нечистого? Ни один» (Иов, 14:4). И лишь Господь сделал чистое нечистым и обратил горечь в сладость. Такова миссия евреев в стране Израиля.
* * *
«Тогда воспел Израиль песнь эту: наполняйся, колодец, пойте ему. Колодец, который князья выкопали, вырыли его вожди народа жезлом, посохами своими! И из пустыни в Матану. А из Матаны – в Нахалиэль, а из Нахалиэля в Бамот. А из Бамота в долину, которая в земле Моава, на вершине, что виднеется над пустыней».
Здесь не Моше запевает песню, как это было после рассечения моря – «Тогда воспел Моше и сыны Израиля эту песнь Господу…» (Шмот, 15:1), а сам народ Израиля, по собственной инициативе, начинает петь и этим исправляет грех, вызвавший появление ядовитых змей. Тогда они были неблагодарны по отношению к Всевышнему и жаловались на манну и на отсутствие воды, а здесь они первыми благодарят и прославляют Бога за проявленную Им милость – за то, что в пустыне Кдэмот Он дал им колодец – «наполняйся, колодец, пойте ему». В отличие от вырытой цистерны, содержащей только дождевую воду, из колодца поднимаются природные грунтовые воды, такие же, как из родника, поэтому сыны Израиля запели: «Наполняйся колодец водой своей».
Этот колодец был выкопан не простыми работниками, как это принято, а князьями и вождями народа, старейшинами, которые ходили, опираясь на посох. Его выкопали, не используя лопат. Как только они начертили колодец посохом на земле, произошло чудо и полилась вода.
Вода потекла из пустыни в Матана (область в Земле Сихона), из Матана поток спустился в Нахалиэль, из Нахалиэля поднялся к Бамот (Бамот Арнон, упоминаемый ниже, или Бамот Бааль, упоминаемый в следующей главе). Из Бамот спустился в долину, расположенную в земле Моава (возможно здесь говорится о том месте, где позже был похоронен Моше – «И похоронен он в долине, в земле Моавитской…» (Дварим, 34:6)), а оттуда поток поднялся на вершину, виднеющуюся над пустыней (на гору Нево).
В следующем разделе Балак, царь Моава, нанимает Билама, чтобы тот проклял народ Израиля. В первый раз он приводит его на Бамот Бааль, с которого виден край стана еврейского народа (и, возможно, это Бамот, упоминаемый здесь, в «Песне о колодце»). Во второй раз он приводит его на поле Цофим, на вершину (возможно, это вершина в земле Моава, то есть, гора Нево). В третий раз он ведёт его проклясть еврейский народ «на вершину Пеора, виднеющуюся над пустыней» (Бемидбар, 23:28), и это соответствует «вершине, что виднеется над пустыней» в «Песне о колодце». И в конце концов, в третий раз Билам сам решает благословить Израиль из другого места – «обратил лицо своё к пустыне», и это, возможно, соответствует пустыне, упоминаемой в «Песне о колодце» – «И из пустыни в Матану. А из Матаны – в Нахалиэль».
Слово «матана» имеет значение «дар» – колодец был даром Бога. А слово «Нахалиэль» можно прочитать как «нахалей Эль» («потоки Б-га») – дарованные Богом потоки, вытекавшие из колодца.
Интересно, что в третий раз, когда Билам по собственному желанию благословляет народ Израиля из пустыни, опять говорится о воде и о потоках: «Как ручьи растекаются они, как сады при реке, как алоэ, которые насадил Господь, как кедры при водах. Переполняются вёдра его водою, и семя его в обильных водах…» (там же, 24:6-7).
Может быть именно благодаря «Песне о колодце» народ Израиля удостоился чудесного спасения: позднее Билам хотел их проклясть именно в тех местах, о которых они пели, но его проклятия обернулись благословениями.
Интересно, что сыновья Израиля спели в пустыне две песни, и обе они были посвящены чуду, связанному с водой. Первую песню спело поколение отцов по инициативе Моше, после рассечения моря, а вторую песню – песнь о чуде появления колодца, спело поколение сыновей по своей собственной инициативе.
Почему не пели после чуда в Мей-Мерива, когда Моше ударил по скале и потекла вода? И почему поколение отцов не пело о манне, и о воде из скалы в Хореве, и о перепелах, и об облаках Славы?
После чуда в Мей-Мерива поколение сыновей не пело, потому что песня должна быть проявлением истинной благодарности, а там Всевышний совершил чудо словно «не от всего сердца». Вода потекла из-за жалоб, а не из-за того, что евреи были действительно этого достойны. Но здесь они не жаловались на недостаток воды и терпеливо переносили страдания, пока Бог не ниспослал им воду без всякой просьбы с их стороны, сделав это «от всего сердца». И тогда родилась песня, преисполненная искренней благодарности.
Поколение отцов спело песню после рассечения моря. Это было великое чудо. По сравнению с ним, чудеса, произошедшие позднее, были менее значимыми, и они были включены в первую песню. Кроме того, дальнейшие чудеса происходили на фоне жалоб сыновей Израиля, так же, как и чудо в Мей-Мерива.
И, вероятно, ещё можно сказать, что песня обладает такой силой, что каждое поколение имеет право спеть лишь однажды, и, возможно, из-за этого имя Моше не упоминается в связи с «Песней о колодце», так как он, вместе с сыновьями Израиля, уже пропел свою песню – песню после рассечения моря. (Это объяснение помогает также понять, почему поколение сыновей не запело после рассечения вод Иордана: свою единственную песню, «Песнь о колодце», они уже спели.)
2022
В этой главе множество раз повторяются два слова – מים («вода») и אדום («красный» или «Эдом»). Прежде всего мы их встречаем в законах о красной корове. Пепел красной коровы добавляют в родниковую воду, набранную в сосуд, чтобы очистить ставших нечистыми из-за мёртвого, окропив их этой водой. После этого следует повествование о грехе, получившем название «Воды распри», который произошёл в Кадеше, расположенном на границе с землёй Эдома. Затем Моше отправил посланников к царю Эдома с просьбой разрешить еврейскому народу пройти по его территории, обещая не пить при этом воду из его колодцев. После этого говорится о смерти Аарона, произошедшей из-за греха «Вод распри», и о его погребении на горе Ор, находящейся на границе земли Эдома. Потом рассказывается о том, что евреям пришлось идти по направлению к морю Суф, чтобы обойти землю Эдома. Тогда истощилось терпение народа, поскольку не было «ни хлеба, ни воды» (Бемидбар, 21:5), и они стали роптать на Бога и на Моше. Из-за этого Всевышний напустил на евреев жалящих змей, погубивших многих из них. Далее упоминается песня о колодце. Потом рассказывается о посланниках, отправленных к Эморейскому царю Сихону с просьбой позволить евреям пройти через его страну, обязуясь при этом не пить воду из колодцев. И в конце этой главы народ Израиля приходит в степи Моава и останавливается по ту сторону Иордана, напротив Йерихо.
Известно, что духовной силой, управляющей Эдомом, является ангел смерти, порождающий нечистоту мёртвого, для очищения от которой предназначена красная корова. Красная корова очищает нечистых и делает нечистыми чистых. И также «Воды распри», изначально предназначавшиеся для освящения Имени Творца на глазах народа Израиля, привели к смерти Моше и Аарона. А медный змей, изготовленный Моше, стал средством от жалящих змей, погубивших многих людей. Ужаленный человек смотрел на этого змея и оставался в живых.
Как правило красный цвет – цвет крови – связан с грехом и с нечистотой. «Если будут грехи ваши красны, как червленица, то станут белыми, как снег, а если будут они красны, как багрянец, то станут белыми, как шерсть» (Йешаяу, 1:18). И также менструальная кровь, кровь роженицы и даже кровь умершего человека делают нечистым того, кто дотрагивается до неё. Но, с другой стороны, кровь жертвенных животных, выплёскиваемая на жертвенник, приводит к искуплению и к Божественной благосклонности по отношению к тому, кто принёс эту жертву.
Как правило, вода считается очищающей субстанцией, а кровь – оскверняющей. Но в нашей главе подчёркивается, что всё на свете было создано по слову Бога, в том числе природа и её законы. И поэтому в любой вещи есть и её противоположность, позволяющая нам понять, что «повелевший гореть маслу может приказать гореть и уксусу». Так праотцу Аврааму, чьим отличительным качеством была доброта, пришлось доказывать, что у него имеется и полностью противоположное качество – страх. Это произошло, когда Бог потребовал от него связать для жертвоприношения его сына Ицхака. И также Яакову, чьим свойством было стремление к истине, при получении благословений и при встрече с Лаваном пришлось доказывать, что он способен хитрить, когда это необходимо сделать во имя небес.
Только демонстрация наличия противоположностей в самой природе доказывает, что природа – это слово Бога.
В этой главе Моше и Аарон потерпели неудачу. Они должны были приказать скале дать воду. И если бы евреи увидели, как из скалы, после обращения к ней, потекла вода, тогда Моше и Аарон освятили бы Имя Творца, и стало бы очевидно, что сама скала, по слову Всевышнего, может стать водой.
Но в том, что Моше ударил палкой по скале, не было большого освящения Имени, поскольку евреи могли подумать, что скала раскололась из-за сильного удара. Тем более они могли так подумать после того, как Моше ударил по скале дважды, и вода потекла из-под скалы, а не из самой скалы, и не от обращённого к ней слова.
Это произошло на глазах у поколения, появившегося после исхода из Египта, которое должно было войти в землю Израиля, где уже не будет ежедневных открытых чудес, происходивших в пустыне. Этому поколению предстояло иметь дело с природой, освящая её через исполнение заповедей, связанных с землёй Израиля, таких как отделение доли, предназначенной для коэнов, отделение десятины, заповеди о седьмом годе и т.д. И поэтому существовала опасность, что люди не увидят в природе и в её законах слово Бога, и станут считать, как и народы Кнаана, что ради получения материального изобилия необходимо служить природе, подобно тому, как служили Баалу (богу дождя и бури) или Солнцу, взращивающему плоды земли своим светом.
Ошибка, совершённая Моше и Аароном, не позволила им войти в землю Израиля. Они были лидерами поколения пустыни, где каждый день происходили явные чудеса, не вписывающиеся в законы природы. Но их руководство не подходило для жизни в земле Израиля, где Бога необходимо находить в законах природы, где в каждой скале надо видеть воду и слово Бога, поддерживающее её существование.
Именно после этого, когда наказанием за грех стало появление жалящих змеев, евреи увидели, что даже губящий змей – символ первого греха, совершённого человеком в эденском саду под его влиянием – может излечить и дать жизнь, как написано: «…и взглянет на медного змея, и останется жив» (Бемидбар, 21:9).
И тем более материальность земли Израиля может привести к святости точно так же, как она может привести к греху.