Шмини

Раздел «Шмини» («Восьмой») начинается с рассказа о восьмом дне уполномочения, когда Моше передаёт обязанности Аарону, который теперь становится первосвященником. Моше служил все семь дней уполномочения в белых одеждах (как первосвященник в День Искупления при входе в Святая Святых), а Аарон служит в восьмой день в восьми одеяниях первосвященника.

Это единственный недельный раздел Торы, который назван числительным. Как мы подробно объяснили в разделе «Тецаве», число «восемь» означает надприродную святость (природа представлена цифрой семь). Вместе с тем, в конце главы, где говорится о нечистоте, перечислены восемь животных, трупы которых являются источником скверны. Как сказано, «…одно против другого, сделал Бог…» (Коэлет, 7:14).

Первая половина недельного раздела посвящена святости восьмого дня уполномочения, в котором Господь раскрывается перед народом Израиля, и Божественное присутствие наполняет Скинию и устанавливается в народе. Вслед за святостью в мир приходит и её противоположность – скверна.

Во второй половине раздела впервые перечислены виды животных, которых запрещено есть и которые оскверняют при прикосновении и переноске. Тема скверны развивается также в разделах «Тазриа», «Мэцора», в которых говорится о нечистоте роженицы, прокажённом, заражении одежд и домов, нечистом и нечистой от выделений организма, и об отстранённой в менструальный период, а также о путях очищения. В большинстве из этих случаев число семь выражает количество дней нечистоты или карантина (для прокажённого), а восьмой день является днём чистоты и возвращения к святости.

Затем глава «Ахарэй мот» рассматривает число «десять», которое является Святая Святых, ибо относится ко Дню Искупления, наступающему «в десятый (день) седьмого месяца»: тогда первосвященник, облачённый в белые одеяния, входит в Святая Святых и поднимается до десятой ступени святости.

Глава наша начинается призывом Моше к «Аарону и сыновьям его, и к старейшинам Израиля». Эта фраза очень напоминает стих в разделе «Мишпатим», после Синайского Откровения – «Моше поднялся [к Господу], а с ним Аарон, Надав, Авиу и семьдесят старейшин Израиля, и они увидели Бога Израиля, и у Него под ногами было подобие сапфирового помоста, чистое, как само небо. И не простёр Он руки Своей на знать сынов Израиля: они узрели Бога, ели и пили» (Шмот, 24:9-11). И так же как там те, к кому взывал Моше, видели Бога, и здесь Моше предлагает им, в сущности, узреть Бога – «…ибо сегодня вам явится Господь!» (Ваикра, 9:4). Однако на сей раз Бог простирает руку и поражает избранных сынов Израиля – Надава и Авиу. Дополнительное отличие состоит в том, что в разделе «Мишпатим» Всевышний назван именем Бог (Элоким), а здесь именем Господь (Тетраграмматон), выражающим более высокую степень святости.

Моше говорит Аарону: «Возьми себе молодого быка для жертвы за грех и барана для всесожжения, лишённых порока, и приведи их к Господу» (Ваикра, 9:2). Это единственное место в Торе, где в жертву за грех приносят молодого быка (телёнка), в отличие от жертв за грех, упомянутых в разделе «Ваикра» – бык, козёл, овца или коза.

Речь здесь идёт не об общественной жертве (она будет подробно описана в следующем стихе), а о личной жертве Аарона, необходимость в принесении которой была вызвана грехом золотого тельца, которого сделал Аарон. Поэтому теленок должен искупить его грех, и это в самом деле первая жертва, которую приносит Аарон. Прежде чем он стал приносить остальные жертвы, в соответствии со своей должностью первосвященника, ему надлежало искупить грех золотого тельца.

С этим связано и принесение Аароном барана в жертву всесожжения. Он напоминает о жертве, принесённой Авраамом вместо Ицхака, его сына. Связь с жертвоприношением Ицхака указывает на то, что Аарон также был готов пожертвовать своей душой и сделал тельца по причине своей любови к народу Израиля, ибо не хотел, чтобы они согрешили его убийством.

Слова «…и приведи их к Господу» (Ваикра, 9:2) также могут быть истолкованы как приближение к Господу – то есть после совершения этих жертвоприношений вы можете приблизиться к Господу, ибо грех ваш будет искуплен.

В этих стихах снова выражена идея «призвания» – приближение, о котором мы упоминали в разделе «Ваикра» («И воззвал»), ибо «И воззвал Моше к Аарону и его сыновьям… и приблизил к Господу». Речь идёт о призыве, за которым следует дозволенное приближение – в отличие от чрезмерного приближения по собственной инициативе, которое может привести к трагическому концу, как в случае смерти Надава и Авиу – «…которые приблизились к Господу и погибли» (Ваикра, 16:1).

Моше призвал только Аарона, а не его сыновей, сказав тому: «Приблизься к Господу». Его сыновья приблизились к Богу, не будучи призванными, на свой страх и риск: «Сыновья Аарона – Надав и Авиу – взяли каждый свой совок, положили в них огонь и благовония и принесли Господу чуждый огонь, чего Он им не велел … они умерли пред Господом». Господь не повелевал им приближаться и не призывал их. Они пришли незваными, и поэтому погибли пред Господом, как при любом опасном приближении к огню святости.

После гибели сыновей Аарона Моше говорит ему: «…близкими ко Мне освящусь» (Ваикра, 10:3). Слово «освящусь» может указывать на огонь. Так, сказано: «Не засевай в винограднике твоём злаковых семян, а то освятятся и урожай посева…» (Дварим, 22:9). Как объясняют мудрецы, слово «освятятся» указывает на то, что запрещенную смесь в винограднике надо сжечь, дабы владелец не извлёк из неё никакой выгоды.

И поэтому сказано: «…всякий посторонний, который приблизится [к Святилищу], должен быть предан смерти» (Бемидбар, 1:51). Слово «освятить» иногда тоже интерпретируется как призыв, подготовка. Бог говорит пророку Иеремии: «И прежде, чем ты вышел из утробы, Я посвятил тебя» (Йермияу, 1:5) – это означает, что Бог призвал его из чрева матери быть пророком.

Приближение к святости требует «призвания», в отличие от скверны, для приближения к которой нет никаких ограничений. И вот, после смерти Надава и Авиу – «И воззвал Моше к Мишаэлю и Эльцафану, сыновьям Узиэля, дяди Аарона: подойдите, вынесите братьев ваших из Святилища за стан. Те подошли и вынесли их в их рубахах, за пределы стана, как сказал Моше» (Ваикра, 10:4-5). Здесь есть «воззвание» (призыв), и, следовательно, разрешено приближение.

В дни уполномочения Моше приносил быка в очистительную жертву, барана во всесожжение и барана для уполномочения. А так как уполномочения закончены, и Аарону и его сыновьям нет надобности приносить эти жертвы. Остались только грехоочистительная жертва и жертва всесожжения; осуществив их, Аарон сменил Моше на посту первосвященника.

Моше повелел Аарону сказать сыновьям Израиля, чтобы они принесли свои жертвы: «Возьмите козла в жертву грехоочистительную, и бычка и ягнёнка однолетних без порока во всесожжение, и быка и овна в жертву мирную… и приношение хлебное, смешанное с елеем, ибо сегодня Господь является вам». То есть, здесь говорится о жертве, приносимой от имени народа, и состоящей из грехоочистительной жертвы, жертвы всесожжения и мирной жертвы, а также о жертве, приносимой от имени Аарона, состоящей из грехоочистительной жертвы и жертвы всесожжения.

И про эти жертвы Моше сказал Аарону: «Подойди к жертвеннику и принеси очистительную жертву свою и всесожжение своё, и искупи себя и народ, и сделай приношение от народа, и искупи его, как повелел Господь». Иначе говоря, жертва Аарона – бычок и овен, искупает и его, и народ, а жертва народа искупает только народ, но не искупает Аарона.

Среди жертв, приносимых от имени народа, тоже есть бычок, но он предназначен не для грехоочистительной жертвы, как у Аарона, а для жертвы всесожжения. А в грехоочистительную жертву предназначается козёл, как при жертвоприношениях от глав колен и при праздничных жертвоприношениях, в которых козёл всегда является общественной грехоочистительной жертвой.

Напомним ещё раз, что жертвы, принесенные в восьмой день, носят особый характер. Бог заповедовал принести их только в этот день, и у них, так же, как и у жертв семи дней уполномочения, нет аналога среди жертвоприношений, заповеданных последующим поколениям.

И поэтому бычок, которого приносит в жертву Аарон, является, с одной стороны, «внешней» грехоочистительной жертвой, кровь которой наносится на внешний жертвенник, а с другой стороны, мясо этого бычка не едят священники, его сжигают вне стана вместе с кожей, что уподобляет эту жертву «внутренней» грехоочистительной жертве [то есть жертве, кровь которой попадает в Святилище].

И так же жертва всесожжения Аарона, полностью возносимая Богу, это именно овен, то есть баран, а не животное из видов, предназначенных для жертвы всесожжения, которые были перечислены в главе «Ваикра» – бык, ягненок, козёл и птица.

После этого Аарон приносит козла в грехоочистительную жертву от имени народа. Здесь не сказано в явной форме, что было сделано с мясом козла после воскурения тука на жертвеннике, было ли оно съедено священниками или сожжено вне стана. Слова «зарезал его и совершил им очищение по примеру прежнего», то есть по примеру бычка, принесённого в грехоочистительную жертву от имени Аарона, тоже можно понять двояко. То ли он только «совершил им очищение» по примеру прежнего и нанёс кровь на угловые выступы внешнего жертвенника так же, как нанёс кровь своего бычка. То ли он во всём поступил с этой жертвой, как со своим бычком, принесённым в грехоочистительную жертву, который был сожжён вне стана.

Впрочем, в конце выясняется, что он сжёг этого козла вне стана. Согласно простому пониманию текста, Моше разгневался на Аарона и его сыновей, и слова «Почему не ели вы этой очистительной жертвы на святом месте … и её Он дал вам, чтобы простить вину общины, для искупления её пред Господом» относятся к козлу, принесённому в грехоочистительную жертву от имени народа, как сказано «и искупи его» (то есть, народ), так как эта жертва искупает только народ, но не Аарона, который уже был искуплен своим бычком, принесённым в грехоочистительную жертву. Такая интерпретация опровергает толкование, согласно которому козёл для грехоочистительной жертвы – это козёл, приносимый в жертву новомесячья: ведь, согласно простому пониманию, здесь речь идёт не о новомесячьи, а о восьмом дне Нисана.

Потом Аарон приносит жертву всесожжения от народа (бычка и ягнёнка однолетних без порока). Эта тоже особая жертва восьмого дня, так как среди жертв, установленных для последующих поколений, мы не находим бычка, приносимого в жертву всесожжения. Такая жертва была принесена только здесь.

Перед мирными жертвами Аарон приносит хлебное приношение от народа, несмотря на то, что в повелении оно упомянуто после мирных жертв. Но там была названа не очерёдность выполнения жертвоприношений, а только порядок их принесения. А очерёдность самих жертвоприношений устанавливается в соответствии со степенью святости: хлебное приношение относится к наиболее святым жертвоприношениям, а мирные жертвы – к менее святым.

После того, как Аарон приносит мирные жертвы – быка и овна, и взмахивает грудиной и голенью каждой из этих жертв, он возносит руки и благословляет народ (вся община стояла перед Господом, как сказано в начале раздела: «И подошла вся община, и стали они пред Господом»).

Написано: «И сошёл по совершении жертвы грехоочистительной и всесожжения, и жертвы мирной», то есть Аарон сам принёс все эти жертвы и осуществил всё служение, а его сыновья только подавали ему кровь, части туш и тук, но не принимали участия в самом служении. Об этом говорят следующие стихи: «и поднесли сыны Аарона ему кровь»; «А жертву всесожжения подали они ему по кускам»; «и поднесли ему сыны Аарона кровь»; «И они положили тук на части грудины».

И поэтому, когда «вышел огонь от Господа, и пожрал на жертвеннике всесожжение и тук, и увидел весь народ, и возликовал, и пал на лицо своё», именно тогда сыны Аарона, по собственной инициативе, взяли свои совки и положили на них огонь (был ли это огонь, спустившийся с небес на жертвенник, или огонь, который Моше зажигал на жертвеннике в течение всех семи дней уполномочения, когда там всё ещё горел земной, а не небесный огонь?). Далее написано: «И возложили на него курений, и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им». Означает ли слово «чуждый», что этот огонь был зажжён ими, а не спустился с небес? Или же огонь был «чуждым» из-за того, что Бог не давал им такого повеления и они приблизились незваными?

И тогда «вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом». Где это «пред Господом»? Вошли ли они в Святая Святых Скинии или только в саму Скинию, где стоял золотой жертвенник, на котором ежедневно воскуряют благовонную смесь, и о котором в разделе «Тецаве» было сказано: «Не возносите на нём чуждого курения» (Шмот, 30:9)?

Слова «и вышел огонь от Господа, и пожрал их» перекликаются со сказанным про огонь, спустившийся с небес и пожравший на жертвеннике всесожжение и тук. Там тоже есть слова «и вышел огонь от Господа, и пожрал…». Получается, что есть некая параллель между тем, как огонь пожрал жертву, находившуюся на жертвеннике, и тем, как огонь, вышедший от Господа, пожрал Надава и Авиу. Они словно бы стали жертвой всесожжения.

Это напоминает жертвоприношение Ицхака, когда он чуть не был принесён в жертву всесожжения. Смолкший и принявший небесный приговор Аарон уподобляется Аврааму, и тут, единственный раз в Торе, он удостаивается того, что Бог говорит только с ним – «И сказал Господь Аарону, говоря». (В других местах в Торе Бог обращался к нему только когда он был вместе с Моше – «И сказал Господь Моше и Аарону, говоря».) Но прежде всего надо обратить внимание, что в момент наивысшей святости, когда Бог нисходит к жертве народа, и с небес впервые спускается огонь, поглощающий эту жертву (подобное схождение огня произошло в Храме, построенном Шломо – «и когда закончил Шломо молиться, огонь сошёл с неба, и поглотил всесожжение и жертвы, и слава Г-сподня наполнила дом» (Диврей а-ямим II, 7)). Когда Слава Бога открывается всему народу и пребывает среди сынов Израиля, в тот самый момент святости появляется скверна – нечистота, связанная со смертью (а это самый сильный вид скверны), поэтому тела Надава и Авиу, незамедлительно выносятся за пределы стана Мишаэлем и Эльцафаном, их двоюродными братьями.

Так чрезмерная близость привела к самому большому отдалению (за пределы стана). Это напоминает прокажённого, который должен выйти за пределы стана (мы это увидим в следующем разделе). Дополнительное сходство с прокажённым состоит в том, что здесь Моше говорит Аарону и оставшимся сыновьям: «Волос ваших не отпускайте и одежд ваших не раздирайте, дабы вы не умерли и не прогневался бы Он на всю общину», а о прокажённом сказано: «У прокажённого, на котором эта язва, одежды должны быть разорваны и голова его должна быть нестрижена… и кричать: «нечист! нечист!» должен он во все дни, доколе на нём язва, он будет нечист; нечист он, – отдельно должен он жить, вне стана жилище его» (Ваикра, 13:45-46).

А здесь Моше говорит Аарону и его сыновьям: «И за пределы шатра соборного не выходите, а то умрёте, ибо елей помазания Господня на вас» – вы, в отличие от прокажённого, находящегося вне стана, должны оставаться в святом месте, и только ваши умершие братья должны быть вынесены за пределы стана.

Итак, здесь налицо противопоставление самой великой святости самой большой нечистоте.

Следует задуматься: почему мы не находим в этой главе расказа о том, как Моше и Аарон с сыновьями очищаются от нечистоты мёртвого, прежде чем войти в Скинию? Сказано только, что они омыли руки и ноги в умывальнике, но это омовение не очищает ни от какой скверны, даже от соприкосновения с насекомыми.

Даже если мы предположим, что слова «…и омой их водою» (Шмот, 40:12), повеление, данное Моше относительно Аарона и его сыновей перед началом службы в дни уполномочения – означают полное омовение в микве, то мы всё равно не получим ответа на этот вопрос. Ведь омовение в микве не позволяет немедленно очиститься от скверны – не только от нечистоты мёртвого тела, но и от той, что происходит от насекомого или падали (как сказано, что осквернившийся «нечист будет до вечера»). Но, как видно из предыдущего раздела, Аарон с сыновьями вошли в Скинию сразу после омовения, не дожидаясь вечера.

Писание впервые сообщает о ритуале очищения после соприкосновения с мёртвым телом посредством окропления грехоочистительной водой с пеплом т.н. «красной коровы» в рассказе про повеление очистить левитов, полученное после их избрания, во втором месяце второго года после исхода – через месяц после построения Скинии. «Возьми левитов из сынов Израиля и очисти их; и так поступи с ними, чтобы очистить их: окропи их водою грехоочистительной, и пусть они проведут бритвой по всему телу своему, и вымоют одежды, и очистятся они. И возьмут быка молодого и хлебного приношения из тонкой муки, смешанной с елеем, и другого быка молодого возьмёшь в жертву грехоочистительную» (Бемидбар, 8:6-8).

В разделе «Хукат» описан сам процесс очищения от нечистоты мёртвого тела пеплом «красной коровы»: «…пусть приведут тебе корову рыжую без порока… и передадут её Элазару, священнику…» (Бемидбар, 19:2-3).

Выполнение всех законов, связанных с «красной коровой», было возложено на Элазара, младшего брата, потому что эти законы были получены уже после смерти Надава и Авиу. При их жизни, то есть до возведения Скинии, эти обязанности были бы возложены на старшего сына, Надава. Из этого следует, что эти законы не были даны до начала службы в Скинии. Так или иначе, ни Моше, ни Аарон, ни Надав не очищались перед вхождением в шатёр завета.

Почему? Ведь нет никаких сомнений в том, что со времени выхода из Египта им приходилось касаться тела покойного или ставить над ним шатёр. И после греха золотого тельца, когда левиты собрались, чтоб поразить всех виновных, они тоже не могли не касаться мёртвых тел.

Как же они вошли в шатёр Скинии, осквернённые нечистотой мёртвого, которая считается верхом, воплощением скверны, и ели мясо жертвенных животных – то есть, казалось бы, совершали грех, караемый отсечением души (карет)?

Первое упоминание в Торе о том, что осквернённость трупом препятствует вхождению человека в Скинию, относится ко времени, предшествующему первому Песаху, который был совершён в пустыне. Точнее, это произошло в первый месяц второго года после выхода из Египта – через полторы недели после возведения Скинии: «И говорил Господь Моше в пустыне Синайской в первый месяц второго года после исхода их из земли Египетской: Да совершают сыны Израиля пэсах в назначенное для него время… в четырнадцатый день сего месяца. И сказал Моше сынам Израиля, чтоб совершили пэсах. Были люди, которые были нечисты от прикосновения к трупу человеческому, и не могли совершить пэсаха в тот день…» (Бемидбар, 9:1-6).

Согласно Сифрей, то были Эльцафан и Мишаэль, которые вынесли тела Надава и Авиу за пределы стана в месяце нисан, и не оставалось уже семи дней до принесения пасхальной жертвы (до четырнадцатого нисана) для очищения пеплом красной коровы. Это утверждение было высказано как возражение другим комментаторам, утверждавшим, что смерть Надава и Авиу случилась в начале нисана, в новомесячье – ведь, если бы это действительно было так, у них оставалось бы более чем достаточно, времени для того, чтобы очиститься перед принесением пасхальной жертвы (см. Ибн Эзра, раздел «Пкудэй», «В день первого месяца»).

На первый взгляд, непонятно: как решалась эта проблема для других сыновей Израиля, нечистых от прикосновения к мёртвым – как они очищались перед принесением пасхальной жертвы? Ведь заповедь о красной корове могла быть осуществлена только после восьмого числа месяца нисан, за неделю до Песаха, когда обязанность вести службу была возложена на Элазара, сына Аарона, оставшегося в живых после смерти его старших братьев. Поэтому в течение всего первого года никто не мог бы успеть очиститься пеплом красной коровы от нечистоты мёртвого перед принесением пасхальной жертвы. А нечистых должно было быть очень много – после греха золотого тельца, когда были убиты три тысячи человек, после эпидемии, посланной Всевышним в наказание за этот грех, после убитых в войне с Амалеком – всех их нужно было хоронить в пустыне, включая и тех, кто умирал от старости – и каждый, кто занимался погребением, осквернялся от мёртвого.

Поэтому напрашивается следующий ответ: такой проблемы – осквернение мёртвым – со всеми её законами и хитросплетениями просто не существовало до восьмого дня уполномочения, когда Всевышний открылся всему народу – и сошедший с небес огонь поглотил жертву всесожжения и тук на жертвеннике.

И в тот же миг, в том самом пламени сгорели Надав и Авиу.

Таким образом, как только в стане сыновей Израиля появилась святость – снизошло присутствие Всевышнего – тогда же погибли Надав и Авиу: возникли понятие нечистоты, и необходимость очищения.

Поэтому все те, кто касался мёртвого тела до этого момента, не были осквернены и не нуждались в очищении. Моше и Аарон с сыновьями не были нечисты, несмотря на то, что определённо соприкасались с мёртвыми, так же, как и с другими видами нечистоты: с мёртвым животным, насекомыми, с больным, страдающим каким-либо видом истечения из плоти, с женщиной в период женской нечистоты. Пока не существовало понятия нечистоты, они не могли оскверниться, и поэтому могли входить в Скинию, приносить жертвы, есть от мяса жертвенных животных, не будучи обязанными очиститься водой с пеплом красной коровы или просто совершить омовение в микве. Что же касается омовения рук и ног перед началом службы – это действие не связано с законами чистоты или скверны (ведь умывальник не очищает ни от одного вида нечистоты), но призвано подчеркнуть богобоязненность: «Перед Всевышним предстанешь». Это омовение подобно обычаю во времена Авраама и Лота. Авраам обращается к гостям: «Пусть возьмут немного воды, и омойте ноги ваши…» (Берешит, 18:4). Лот приглашает путников: «…заверните в дом раба вашего, и ночуйте; и омойте ноги ваши…» (Берешит, 19:2).

Когда Элиэзер, раб Авраама, оказывается в доме родителей Ривки в Харане, его принимают таким же образом: «И вошёл человек в дом… и дал... воды для омовения ног его и ног людей, которые с ним» (Берешит, 24:32).

То же самое проявление уважения мы находим и в эпизоде с Йосэфом, к которому в Египет явились его братья: «И привёл тот человек людей этих в дом Йосэфа, и дал воды, и омыли они ноги свои…» (Берешит, 43:24).

Если по отношению к человеку этот обычай является выражением чистоты и почтения, то тем более он важен перед входом в обитель Всевышнего (поэтому следовало омывать руки и ноги перед началом службы), но иного значения – очищения от скверны – он не имеет.

Итак, вплоть до возведения Скинии мы не находим в Торе упоминания слова «скверна» (тум’а). Термин «скверна» не используется даже в разделе Ноах, где противопоставлены «чистые» животные и птицы, которых следует взять в ковчег по семь пар от каждого вида, и «нечистый» (т.е. непригодный для жертвоприношения) скот, от которого берётся только по одной паре.

Этот термин появляется только в рассказе про изнасилование Дины Шхемом, сыном Хамора, однако не в значении, противоположном святости, а в качестве осквернения чести: «…который осквернил Дину, их сестру» (Берешит, 34:13). Даже при описании освящения народа у горы Синай, когда Моше потребовал выстирать одежды и отдалиться от женщин на три дня, слово «скверна» не упомянуто. И лишь теперь, когда Божественное присутствие появилось в Скинии, среди народа Израиля, начинается изложение законов скверны и чистоты – применительно к запрещённой пище (слово «скверна» относится к запрещённым в пищу животным), к нечистоте восьми видов мелких животных и падали и к способам очищения. Изложение разнообразных видов скверны и чистоты продолжается и в последующих разделах «Тазриа» и «Мецора». Эти правила не были упомянуты ранее, и даже входящие в Скинию в дни уполномочения не должны были их придерживаться.

И только теперь, после гибели сынов Аарона, Моше велит Мишаэлю и Эльцафану вынести мёртвых за пределы стана. Он не делает это сам и не возлагает эту миссию на двух братьев погибших. Им запрещено покинуть Скинию даже для участия в похоронах. В этом случае всё служение было бы приостановлено надолго, ибо отныне тот, кто осквернится нечистотой мёртвого тела, не сможет служить в Скинии, пока не будет очищен пеплом красной коровы, которого ещё нет в наличии, а очищение занимает семь дней. Отметим, что термин «скверна» встречается и в изложении жертвоприношений в разделах «Ваикра» и «Цав», однако значение его не раскрыто, поскольку речь идёт о правилах на будущее. Только в нашем разделе подробно изложены различные виды скверны, и, стало быть, можно начать соблюдение этих правил, которые ранее не были актуальны.

Поэтому сразу же после смерти Надава и Авиу Господь открывается Аарону и вверяет его попечению заботу о соблюдении законов чистоты и скверны: «…Дабы могли различать между священным и несвященным, и между скверной и чистотой, и научить сынов Израилевых всем уставам, которые изрёк им Господь через Моше». Этой фразе предшествует предостережение не пить вина и хмельных напитков перед входом в шатёр собрания. Почему это сказано лишь сейчас, а не до начала дней уполномочения? Можно предположить, что это связано именно с тем, что выполнение всех многочисленных правил ритуальной чистоты требует ясности сознания и мышления, которая недоступна в состоянии опьянения. А кроме этого, не исключено, что, лишившись двух сыновей, Аарон попытался бы утопить своё горе в вине, как сказано: «Дайте хмельное погибающему и вино – горюющему. Пусть он выпьет и забудет бедность свою, и не вспомнит больше о своём страдании» (Притчи, 31:6-7). Но первосвященник не может пойти по такому пути, «…а то, напившись, забудет закон и извратит суд всех угнетённых» (там же, 31:5). А ведь он обязан объяснять всему народу, как «различать между священным и несвященным, и между скверной и чистотой».

Моше не даёт Аарону предаться скорби и требует от него продолжить служение восьмого дня, поскольку остатки хлебного приношения должны быть съедены священниками в святом месте, во дворе шатра собрания. Они должны съесть также голень и грудину, оставшиеся от мирных жертв. Когда Моше узнаёт, что туша козла, предназначенного для грехоочистительной жертвы народа, была сожжена за пределами стана, как телец грехоочистительной жертвы Аарона, он гневается на оставшихся в живых сынов Аарона: съедение жертвы является частью процесса искупления греха её владельца, так почему же они сожгли мясо, а не съели его?!

В этой связи возникает вопрос: Моше чётко сказал им съесть остатки хлебного приношения, голень и грудину мирных жертв, почему же он не повелел им также съесть мясо козла грехоочистительной жертвы? Казалось бы, это умолчание может быть интерпретировано как отсутствие соответствующей заповеди. Чем же тогда вызван гнев Моше, если он сам дал основание для такого поступка?

В ответ можно предположить, что Моше заповедовал то, что не было повелено ранее, останавливаясь на неизвестных ранее подробностях законов. Однако законы принесения козла в грехоочистительную жертву были полностью изложены разделах «Ваикра» и «Цав»: «Священник, совершающий ею очищение, может есть её, на святом месте съедается она, во дворе шатра соборного. … Всякий мужчина из священников может есть её: святая святых она. А всякая грехоочистительная жертва, кровь которой вносится в шатёр соборный для искупления во святилище, не должна быть съедена: да будет она сожжена огнём» (Ваикра, 6:19;22-23). Поэтому Аарон отвечает Моше, что действительно известно, что священники должны есть мясо козла грехоочистительной жертвы, однако в результате смерти Надава и Авиу возникла новая ситуация (Аарон находится в трауре), и применение к ней изложенных выше законов не является самоочевидным. Поэтому Аарон поступил по принципу, согласно которому в случае неопределённости лучше воздержаться от действия. Этот ответ удовлетворил Моше: «И выслушал Моше, и одобрил».

Теперь начинается изложение всех законов скверны, которое продолжается вплоть до раздела «Ахарей мот», когда Писание вернётся к служению в Скинии (в связи с ритуалами Дня Искупления). Господь повелевает Моше и Аарону вначале сообщить евреям о том, какие животные разрешены в пищу, а потом поведать о запрещённых видах. Запрещённые в пищу животные классифицируются как нечистые, если их трупы являются источником скверны. В противоположном случае они относятся к разряду «гадов» (шекец).

Писание начинает с перечисления видов скота и диких зверей, затем переходит к рыбам и птицам, а потом останавливается на мелких животных. Трупы скота и диких животных (вне зависимости от того, являются ли они разрешёнными в пищу) передают скверну людям и предметам обихода при прикосновении или переноске. При этом, в отличие от раздела «Реэ» (книга Дварим), здесь не перечисляются виды разрешённых в пищу животных: ведь в нашем разделе речь идёт о поколении пустыни, которое могло есть мясо только в том случае, если животное приносилось в мирную жертву. После воскурения соответствующих частей на жертвеннике и передачи грудины и голени священникам, оставшееся мясо отдавалось владельцу жертвы, который должен был съесть его в чистоте в стане Израиля.

Таким образом, в пустыне были разрешены к употреблению только три вида мяса – говядина, баранина и козлятина, то есть мясо тех животных, которых приносят в жертву. Мясо семи видов чистых животных, которых нельзя принести в жертву, начали употреблять в пищу только после поселения народа в Земле Израиля, – как сказано: «Когда расширит Господь, Бог твой, предел твой, как Он говорил тебе, и ты скажешь: «поел бы я мяса», потому что душа твоя пожелает мяса, то сколько угодно душе твоей ешь мяса. Если далеко будет от тебя то место, которое изберёт Господь, Бог твой, для водворения имени Своего там, то зарежь из крупного и из мелкого скота твоего, который дал тебе Господь, как я повелел тебе, и ешь во вратах твоих по всему желанию души твоей. Только как едят газель и оленя, так ешь это; нечистый и чистый могут есть это» (Дварим, 12:20-22).

Поэтому только в книге Дварим, когда Моше говорит с народом перед вступлением в Землю Израиля, перечислены десять видов диких и домашних животных, дозволенных для еды. В нашем недельном разделе названы только три признака животных, разрешённых для употребления в пищу: наличие копыт, их раздвоенность, и то, что животное отрыгивает жвачку. Необходмо наличие всех трёх признаков: животные, имеющие один или два признака из трёх, запрещены к употреблению в пищу. Про животных, имеющих два признака из трёх – верблюда, дамана, зайца (слово арневет принято переводить как «заяц», но, по всей видимости, речь не идёт об известных нам зайцах; в этом, как и во многих других случаях, у нас отсутствует информация, на основании которой можно отождествить упомянутое животное с конкретным видом и установить, существует ли он в наши дни – прим. перев.), свинью, – сказано: «Мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь; нечисты они для вас», – то есть, их трупы распространяют ритуальную нечистоту.

Следует отметить, что все животные, разрешённые в пищу, являются травоядными (отрыгивают жвачку только травоядные животные), а не хищниками, и это не случайно, поскольку согласно традиции, поедание хищных зверей усиливает в человеке кровожадность; таким образом, запрет на употребление в пищу хищников предотвращает развитие в народе Израиля соответствующего качества.

Когда же говорится о рыбах и прочих обитателях морей и рек, то вовсе не перечислены запрещённые или разрешённые к употреблению в пищу виды, но упомянуты признаки, свидетельствующие о кошерности: наличие чешуи и плавников. Не обладающие этими признаками не определяются как нечистые, но названы «мерзостью»: «Все, у которых нет плавников и чешуи, в воде, – мерзость они для вас» (поскольку их тела не оскверняют ритуальной нечистотой).

Что касается птиц, то признаки их кошерности не приводятся, напротив, перечислены виды запрещённых в пищу птиц: согласно Талмуду (трактат Холин), двадцать четыре вида птиц нечисты, в то время как остальные кошерны. Только из устной традиции известны признаки, характеризующие кошерных птиц: наличие дополнительного пальца, желудка, разделённого на отделы, и зоба. Добавим, что и в упоминании птиц про не дозволенных к употреблению в пищу сказано: «мерзость они вам», но не говорится о ритуальной нечистоте, по той же причине, что разъяснена выше (их трупы не являются источниками скверны).

После этого Писание переходит к летучим тварям, которые, в отличие от птиц, передвигаются на четырёх ногах. И про них также сказано, что они «мерзость», но не нечисты. Среди них есть четыре кашерных вида; все остальные запрещены к употреблению в пищу, – подход, противоположный классификации птиц, в которой перечислены запрещённые виды, а остальные разрешены. Разрешенные виды летающих насекомых: «Всякое летучее насекомое, ходящее на четырёх, у которого есть пара голеней над ступнями, чтобы скакать ими по земле. Таких можете есть из них: саранчу с её породою, солама с его породою, харгола с его породою и хагава с его породою» (см. выше об отождествлении с известными сегодня видами – прим. перев.). Из сказанного не следует, что можно есть насекомых, у которых не четыре ноги, а шесть; напротив, следует понимать, что за исключением четырёх перечисленных родов насекомых, запрещены все остальные летучие твари, имеющие две и более пары ног. И опять же, про всех этих тварей говорится, что они «мерзость вам», но не сказано, что они ритуально нечисты.

А далее в тексте следуют строки, которые вызывают вопрос, ибо на первый взгляд, противоречат сказанному выше о видах животных, запрещённых к употреблению в пищу. Мы помним, что выше сказано: «Мяса их не ешьте и к трупам их не прикасайтесь; нечисты они для вас», – следовательно, есть запрет прикасаться к их трупам. Теперь же, после перечисления птиц и летучих гадов, Тора почему-то возвращается к нечистым видам скота и зверей и говорит: «Всякий, прикасающийся к трупу их, нечист будет до вечера. А кто понесёт труп их, должен омыть одежду свою, и нечист будет до вечера; нечисты они для вас». Иными словами, если сначала был запрет на то, чтобы прикасаться к телам этих животных, то теперь оказывается, что это возможно – а может быть, это даже нужно делать? К тому же, если раньше говорилось только о прикосновении, то теперь выясняется, что ритуальная нечистота передаётся и при переносе трупов животных.

Можно предположить, что в первом из приведенных стихов не обсуждаются законы скверны как противоположности святости: ведь в том контексте речь шла не об этом, а о правилах употребления животных в пищу. Поэтому сказано: «к трупам не прикасайтесь», и не добавлено, что если прикоснутся, будут нечисты.

Следует обратить внимание на различие в контекстах между двумя этими местами. В первом из них говорится о животных, у которых есть два из трёх признаков кошерности, которые могут ввести людей в заблуждение, так что они начнут употреблять их в пищу. Поэтому, дабы уберечь их от этой ошибки, вводится дополнительное устрожение: нельзя даже дотрагиваться до трупов этих животных. Самый важный из трёх признаков чистоты – это то, что животное отрыгивает жвачку, ему придают особое значение как ультимативному признаку травоядности (а как сказано выше, поедание хищников чревато усилением жестокости и влечения к крови). Поэтому есть опасение, что люди станут употреблять в пищу тех животных, которые отрыгивают жвачку, но не имеют раздвоенных копыт. Что же касается четвёртого из упомянутых животных – свиньи, она не отрыгивает жвачку, но это единственное в своём роде животное, обладающее двумя другими признаками чистоты. И чтобы не совершили ошибку, так же запрещено дотрагиваться до её трупа.

Таким образом, здесь Тора предостерегает против употребления в пищу некошерных животных, но не затрагивает вопроса ритуальной нечистоты человека, коснувшегося трупа нечистого животного. В самом деле, если бы речь шла о предотвращении состояния ритуальной нечистоты, то говорилось бы и о кошерных животных, обладающих всеми тремя признаками, – ведь и тела чистых животных, которые пали, не будучи кошерно зарезаны, являются источником скверны. Более того, нечистота передаётся не только при прикосновении, но и при переносе мёртвого животного, как сказано: «Всякий, прикасающийся к трупу их, нечист будет до вечера. А кто понесёт труп их, должен омыть одежду свою, и нечист будет до вечера; нечисты они для вас».

Почему в таком случае только о четырёх животных, обладающих двумя из трёх признаками кошерности, сказано: «К трупам не прикасайтесь; нечисты они для вас»? Ведь трупы всех животных, как скотины, так и диких зверей, являются источником скверны при прикосновении к ним и при переносе. Из этого следует, что предостережение Торы направлено против ошибки при употреблении их в пищу, но не ставит своей целью предотвращение состояния ритуальной нечистоты: пришедший в контакт с мёртвым телом животного будет нечист до вечера, но это не является запретом.

После подробного перечисления запрещённых и разрешённых в пищу животных, рыб, птиц и летающих насекомых, Писание переходит к теме скверны, переходящей от них к человеку, предметам обихода или к пище. Эти виды скверны отделяют от святости и не позволяют входить в Скинию и вкушать от освящённой пищи, а потому необходимо очищение.

Эта тема вводится перечислением способов осквернения падалью запрещённых в пищу животных (о падали разрешённых в пищу животных будет сказано отдельно): «Всякий, прикоснувшийся к трупу их, нечист будет до вечера». В этом случае нечистота не распространяется на одежду. Прикоснувшемуся следует совершить омовение в микве, однако окончательно чист он станет лишь после захода солнца.

«И всякий, носивший что-либо от трупа их, должен омыть одежду свою, и нечист будет до вечера»: хотя он только переносил падаль, не касаясь её непосредственно, сам по себе перенос вызывает скверну, законы которой строже законов скверны, вызванной прикосновением. В данном случае одежда также становится нечистой и нуждается в омовении. Сам же человек, переносивший труп, должен погрузиться в микву. Как и в прошлом случае, чистота восстанавливается лишь после захода солнца.

«Всякий скот, у которого копыта раздвоены, но не в разрез, и жвачки не отрыгает, – нечист для вас: всякий, кто прикоснётся к ним, будет нечист». Нет запрета касаться падали этих животных – в отличие от тех, которые могут быть по ошибке приняты за чистые (упомянутые выше верблюд, даман, заяц, свинья). Здесь Тора пишет о животных, наделённых лишь одним из признаков чистоты. Причём, это не отрыгивание жвачки, присущее верблюду, даману или зайцу – важный признак, говорящий о том, что данное животное травоядное, и это может побудить человека использовать его в пищу, несмотря на отсутствие других признаков чистоты, – а только раздвоенные копыта. Этот признак присущ лошади, ослу, мулу, копыта которых раздвоены без разреза и которые не отрыгивают жвачку. Поэтому не запрещено касаться трупов этих животных: нет опасения, что это приведёт к нарушению запрета об употреблении их в пищу. Как было объяснено, слова «нечисты они для вас» означают запрет употребления в пищу. А кроме того, «всякий, кто прикоснётся к ним, будет нечист». Здесь нет надобности уточнять «до вечера» и перечислять разные виды нечистоты, поскольку это уже было сказано. Тем более, нечист будет тот, кто дотронется до трупа свиньи, зайца, дамана и верблюда, которых не следует касаться.

«И всякий ходящий на лапах своих, из всех зверей, ходящих на четырёх, нечист для вас; всякий, прикасающийся к трупу их, нечист будет до вечера». Этот стих охватывает всех прочих животных, у которых нет ни одного признака чистоты из трёх. У них нет копыт, но они ходят на лапах, как медведь, кошка или собака. Некоторые из них хищные животные. Касание или переноска их трупа также вызывает нечистоту, а кроме этого «нечист для вас» – они запрещены в пищу.

Следует отметить, что все вышесказанное основано на буквальном смысле текста, однако принятый в наше время (когда большая часть законов о скверне не является актуальной) закон основан на более сложной его интерпретации, согласно которой галахический статус трупов животных разных видов одинаков. В наше время нет запрета касаться трупов животных, к какому бы виду они ни относились, – в том числе, трупы верблюда, дамана, зайца и свиньи. Запрет касаться падали в силе только во времена паломничества, и он относится в равной мере к трупам всех животных: входящий в Храм паломник должен быть чист.

Далее Писание описывает скверну, исходящую от восьми мелких животных. «А вот что нечисто для вас из мелких животных, ползающих по земле: слепыш, мышь и черепаха по роду каждого, анака, варан и ящерица, и хомэт, и сова». Только тела этих восьми видов мелких животных передают скверну человеку (при касании, не при переноске). Прочие их виды запрещены в пищу, но их тела не являются источником скверны.

Сейчас Писание переходит от изложения правил скверны, передающейся человеку, к рассказу о скверне, попадающей на предметы обихода. «И всё, на что упадёт которое-нибудь из них, когда они мертвы, будет нечисто: всякий деревянный сосуд, или одежда, или кожа, или мешок, и всякая вещь, которая употребляется для дела, должна быть опущена в воду и останется нечистой до вечера, а (потом) она будет чиста». Из этого стиха выводится необходимость погружения в воду для очищения. Выше говорилось просто: «Нечист будет до вечера». Казалось бы, скверна пройдет сама без омовения. Однако здесь видно, что для очищения необходимо погружение в воду.

При этом в глиняном сосуде скверна передаётся через его ёмкость: «И всякий сосуд глиняный, внутрь которого попадёт что-либо из них (еды или питья), всё находящееся в нём будет нечисто, и его разбейте». Погружение в микву не сделает чистым глиняную печь или очаг, поэтому их приходится разбить. А «всякое съестное, что идёт в пищу, на которое попала вода (из такого сосуда), нечисто будет» – для того, чтобы стать нечистой, еда должна быть «съедобной» (что идёт в пищу), и на неё должна попасть вода. «И всякое питьё, которое пьют, во всяком (таком) сосуде нечисто будет» – жидкость становится нечистой сама по себе, без добавления воды.

«Только источник и колодец, вместилище воды, остаются чистыми» – они не принимают скверну, исходящую от мелких зверей и падали, потому что сами очищают погружающихся в них.

«А если упадёт что-либо от трупа их на какое-либо семя растения засеянного, то оно чисто» – интересно, что связь с землёй очищает. Посаженное семя, пустившее корни, не становится нечистым. «Но если будет налита вода на семя, и упадёт на него что-нибудь от трупа их, оно нечисто для вас». Речь идёт о семени, непригодном в пищу, но подходящем для посева – вырванное из земли и политое водой такое семя будет принимать нечистоту.

Теперь Тора возвращается к животным, пригодным в пищу, и сообщает, что в случае обычной смерти (когда они не были забиты кошерным способом) на них распространяются все законы падали, оскверняющей при прикосновении или при переноске. Тора добавляет здесь ещё один закон: «И кто съест что-нибудь из трупа его, должен омыть одежды свои, и нечист будет до вечера». Но… разве евший не осквернился уже в момент прикосновения?

Мудрецы выводят отсюда, что коснувшийся кезайта («размером с оливку» – галахическая мера минимально употребимого в пищу количества) или переносивший кезайт мяса падали чистого животного – оскверняется, если же мера была меньше – остаётся чист.

Что же касается нечистого животного – падаль оскверняет даже будучи забитой согласно законам кашрута, в отличие от разрешённого скота, который после забоя по правилам галахи не несёт нечистоты.

Ранее Тора уже упоминала восемь видов мелких животных, оскверняющих при прикосновении, но не при подъёме или переноске. Теперь же она добавляет к этому запрет на использование в пищу их прочих видов (хотя их трупы и не несут нечистоты): «И всякий гад, пресмыкающийся по земле, есть мерзость; не должно есть его». Здесь сказано «мерзость», а не «скверна», как и в случае уже упомянутых нечистых рыб или птиц, поскольку мёртвыми они не оскверняют, но лишь запрещены в пищу.

Так же и «всего, что ползает на чреве, и всего, что ходит на четырёх, и всякого многоногого из всех гадов, пресмыкающихся по земле, их не ешьте, ибо мерзость они»: трупы пресмыкающихся также не служат источниками скверны, что напоминает сказанное змею, из-за которого появилась нечистота: «…на чреве твоём ты будешь ходить…» (Берешит, 3:14).

В результате первородного греха, совершённого по наущению змея, в мир пришла смерть и всё, связанное со смертью и «оборотной стороной» (ситра ахра на арамейском, кабалистическое выражение, обозначающее ту сторону мира, что мы воспринимаем как негативную, связанную со злом: нечистоту, злобу, идолопоклонство и всё, отдаляющее человека от Бога).

Как и основные виды скверны (связанные с останками человека, нечистого животного или восьми видов мелких животных), нечистота, исходящая из человеческого тела, также связана со смертью. При этом змей – тот, кто стал причиной всех этих состояний – не оскверняет своим трупом.

«Не оскверняйте душ ваших никаким пресмыкающимся гадом», – имеются в виду любые кроме восьми упомянутых, – «и не оскверняйтесь ими», – подразумеваются эти восемь, – «так как станете через них нечистыми».

Подразумевается ли здесь, что оскверняться нельзя, ведь конкретный запрет на нечистоту указан лишь для священников и назореев, но не для рядовых евреев?

Возможно, ответ кроется в следующем стихе.

«Потому что Я Господь, Бог ваш, освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят, и не оскверняйте душ ваших никаким гадом, ползающим по земле». Однако не всякий гад оскверняет, – почему же сказано «не оскверняйте душ ваших никаким гадом, ползающим по земле»?

Должно быть, речь здесь идёт об употреблении в пищу, ведь написано «душ ваших», а не «тел ваших». До сих пор когда говорилось о скверне как таковой, говорилось просто «не оскверняйте». Здесь же сказано: «Не оскверняйте душ ваших», – поскольку поедание гадов и пресмыкающихся уводит душу от святости. С момента, когда святость Творца наполняет Скинию, от народа Израиля требуется блюсти соответствующую святость. Духовной нейтральностью уже не обойдёшься, и с этого момента всякая вещь, способная осквернить душу, снизить её уровень, оказывается запрещённой.

Кроме того, возникает требование освятиться. То есть, недостаточно следить за тем, чтобы не оскверниться, но, если это случайно произошло, следует исправить ситуацию и не оставаться в нечистоте, как это будет разъяснено в последующих разделах.

«Освящайтесь и будьте святы, ибо Я свят». И поскольку: «Я Господь, выведший вас из земли Египетской, чтоб быть вам Богом», – то и от вас требуется быть Мне под стать: «Будьте же святы, потому что свят Я».

2022

Это единственный раздел в Торе, название которого – числительное. Число восемь символизирует понятие святости народа Израиля, которая достигает своего пика на восьмой день освящения Скинии, когда, после семи дней уполномочения, священники приступили к своему служению.

В этот день на глазах всего народа Израиля с небес снизошёл огонь и поглотил принесенные жертвы. Тот же огонь принёс смерть сынам Аарона, Надаву и Авиу, принёсшим чуждый огонь, которого Всевышний не заповедовал. «И вышел огонь от Господа, и сжёг на жертвеннике всесожжение и тук; и увидел весь народ, и возликовал он, и пал на лицо своё. И взяли сыны Аароновы, Надав и Авиу, каждый свой совок… и принесли пред Господа огонь чуждый, какого Он не велел им. И вышел огонь от Господа, и пожрал их, и умерли они пред Господом» (Ваикра, 9:24–10:2).

Мы встречаем число восемь всюду, где говорится о святости. (Причём, из букв, составляющих слово «шмонэ» – «восемь» – шин, мем, нун, – состоят также слова «нешама» – «душа» и «шемен» – «масло», и подобно тому, как душа выше тела, масло поднимается и всплывает над слоем воды.) На восьмой день младенцу делают обрезание – знак завета, отличающий народ Израиля от остальных народов; начиная с восьмого дня от рождения можно приносить в жертву скот; только на восьмой день очищения евреи, находящиеся в состоянии ритуальной нечистоты (слизеточивый, женщина с маточным кровотечением, прокажённый, назорей, осквернившийся контактом с источником нечистоты) – могут приносить жертвы и есть от них. И, разумеется, слава Всевышнего снисходит в Скинию на восьмой день после её возведения: «И явилась слава Господня всему народу» (Ваикра, 9:23).

Число восемь играет центральную роль во всём, что касается священнослужителей. Поэтому одеяние первосвященника состоит из восьми элементов, его посвящение, так же, как и освящение жертвенника, происходит через помазание освящённым елеем – маслом, и он зажигает масляные светильники в золотом семисвечнике.

В то время как двенадцать колен Израиля соответствуют числу шесть (так, выгравированные на наплечниках первосвященника имена колен были расположены двумя колонками по шесть, на правом и левом плече) и шести дням творения. Поэтому двенадцать колен получают наделы в Стране Израиля, чтобы обрабатывать землю, а колено Леви не получает надела и с ним связано число семь, символизирующее субботу, седьмой день, – имманентная святость материального, только благодаря которой и может существовать материя. Соответственно с этим, предназначение левитов – учить народ Израиля и прислуживать при Скинии, и они являют собой духовную основу еврейского народа. А священники, которые служат Богу в Скинии, стоят над материей, и поэтому с ними связано число восемь, символизирующее трансцендентную святость.

И, как сказано: «…и то и другое сделал Бог…» (Коэлет, 7:14), – одновременно с усилением святости в народе Израиля, возрастает мощь и противостоящей ей силы скверны. Так в нашем разделе народ Израиля впервые получает законы, запрещающие употреблять в пищу нечистый скот, животных и птиц, разбираются различные виды нечистоты, в том числе оскверняющее человека прикосновение к насекомым (и указываются восемь видов насекомых, являющиеся исключением). На священниках, в силу присущей им святости, лежит обязанность разделения между чистым и нечистым: «И сказал Господь Аарону, говоря: вина и шейхара не пей ни ты, ни сыны твои с тобою, когда входите в шатер собрания… дабы могли различать между священным и несвященным, и между чистым и нечистым, и научить сынов Израиля всем уставам, которые изрёк им Господь через Моше (Ваикра, 10:8-11).

Ибо в то время как понятие святости требует ограничить материальные аспекты бытия, как сказано: «…ограничь гору и освяти её» (Шмот, 19:23), – так что человеку нельзя есть всё, что угодно и поступать по своей прихоти, противоположное ему понятие скверны, нечистоты, означает ничем не ограниченный произвол, вседозволенность. Поэтому святость и скверна несовместимы.

Это объясняет, почему священникам, которые обладают большей святостью, чем остальной народ Израиля, даны дополнительные заповеди и на них наложены особые ограничения.

Девятая же ступень в народе Израиля – это еврейский царь. Наименование числа девять – «теша», происходит от того же корня, что и слово «тшуа» – «избавление». Ведь царь ведёт войны за свой народ и благодаря ему к евреям приходит избавление. Соответственно, на царя накладываются дополнительные ограничения-заповеди: «Только пусть не множит себе лошадей… и не будет у него много жён… и серебра и золота пусть не будет у него слишком много (Дварим, 17:16-17).

Десятой ступени святости в народе Израиля достигает лишь первосвященник в День Искупления, приходящийся на десятое число седьмого месяца, когда он вступает в Святая Святых, находящуюся на десятом уровне святости, согласно мишнаической градации святых мест: «Эти десять святы – Страна Израиля самая святая из всех стран… Святая Святых более свята, чем они, ибо туда входит лишь первосвященник в День Искупления, когда исполняет он служение своё (Келим, 1:6-9). Поэтому именно в этот день на первосвященнике нет обычных восьми видов одеяний, и он облачён только в белые одежды.

Десяти видам святости противопоставлены десять видов нечистоты, исходящей из человеческого тела (там же, 5), а архетипом нечистоты является скверна трупа. Грань, отделяющая десятый уровень святости от десятого уровня нечистоты чрезвычайно тонка, что проявляется, в частности, в нашем разделе: когда святые служители Всевышнего Надав и Авиу принесли чуждый огонь и попытались войти с ним в Святая Святых, там их настигла смерть.